— Ну так иди доедай! А то приятель твой уже наелся и свалил! — прохрипел амбал, заглядывая мне через плечо.
Я инстинктивно оглянулся на наш столик: бугай не соврал — Ганина за ним действительно не было.
— У меня мясо еще горячее, — процедил я сквозь зубы.
— А вот мы тебе сейчас его охладим! — Он слегка повел правой рукой, и я вдруг ощутил себя снежинкой на декабрьском ветру Я пролетел над двумя столами и, слава богу успел сгруппироваться, чтобы не шарахнуться спиной об угол третьего.
Падение мое никаких дополнительных эмоций, кроме уже имеющихся, ни у кого из присутствующих не вызвало. Дохлая официантка стреляла обезумевшими глазами из-за кассы, поклонники салатного бара медленно расползались по залу под всеми столами, разбирающаяся между собой великолепная семерка (ослепленный стейком Накадзима — не в счет) безмолвно следила за тем, как я пытаюсь очухаться и встать на ноги после длительного перелета, а моего бестолкового и абсолютно недисциплинированного друга Ганина нигде не было видно.
Я выпрямился, пропустил сквозь кости и мышцы контрольный импульс, убедился, что все цело и все на месте, и понял, что подмоги ждать уже глупо. Прорубить окно в живой изгороди, стоящей теперь в пяти метрах от меня, особого труда не составило: я не спеша повернулся и взял с нашего стола обе чугунные овальные сковородки с початыми стейками, прикинул их вес и потенциальную траекторию и с обеих рук метнул их прямо в головы японца и русского. Обе руки у меня накачаны одинаково — специально слежу за этим в тренажерке, так что обе сковородки с одинаковой силой и на одинаковой высоте врезались в живые мишени. Расчет оказался верным: конечные точки траекторий полетов увесистых овальных дисков, измазанных уже начавшим белеть жиром и липким шоколадного цвета соусом, пришлись аккурат в широкие переносицы обоих бугаев. Они крякнули от неожиданности — каждый на своем языке, зашатались и плюхнулись под стоящий впереди стол.
Державший Накадзиму качок был вынужден отпустить наконец-то своего пленника, и тот оторвал от сковородки измазанное соусом тоскливое лицо, при этом благодаря новому гастрономическому окрасу он теперь мог вполне сойти за своих собеседников, сидевших напротив. Те несколько ожили и завертели головами так энергично, что стоявшему над ними русскому пришлось могучими руками схватить их за шеи, чтобы удержать на месте. Пятый японец, который из окна казался не таким крупным, как его спутники, а на деле вышел по комплекции намного массивнее меня, двинулся в моем направлении. Мы сошлись за один стол до Накадзимы с его пленителем. Японец попробовал поднырнуть под меня с подсечкой, но забыл, видно, что мы с ним не в чистом поле воюем: я даже не стал дергаться и уворачиваться — просто дернул за угол соседний стол, и вся сила его ног обрушилась на массивную перекладину, стягивающую боковые ножки — стенки.
Старший продолжал сидеть, прикрывшись Накадзимой. Он сверкнул глазами в сторону последнего русского, и тот, выпустив тоненькие шеи дрожащих иностранцев, пошел на меня.
— Бить будешь? — спросил я его по-русски.
Он замешкался лишь на секунду, а затем закинул правую руку за спину чем-то там, за спиной, щелкнул, и, когда я вновь увидел его руку в ней уже блестело широкое лезвие короткого охотничьего ножа. Я отпрыгнул вправо — к салатному бару.
— Порежу… — зашипел не то Серый, не то Илюха.
— Смотри нож не затупи!
Я нащупал левой рукой позади себя горячий бак с супом, выудил из него липкий, словно облитый клейстером, половник, из чего попутно я сделал заключение, что суп — обычный китайский, и выставил свое капающее горячей полупрозрачной жидкостью оружие перед собой.
— Ты Серый или Илюха? — Я решил выиграть еще пару секунд и не ошибся в расчетах.
— Э — э?.. — выдавил из себя качок и замер.
— Серега, давай! — на дурном русском рыкнул из-за стола его японский командир и еще раз изо всей силы ткнул безвольного Накадзиму в его сковородку.
— Значит, Серый… — подытожил я, правой рукой загреб из миски на барной стойке горсть сухариков и швырнул ему в то, что назвать лицом — тем более прямым — у меня сейчас язык не поворачивается.