Сделано в Японии

Я сделал второй заход к «дринк — бару» и заодно выглянул через стеклянную дверь на улицу: пресловутые паровые часы показывали двадцать минут пятого, что означало истечение контрольных тридцати минут, отведенных моим сознанием под поездку Ганина за пэтээеками. А окончание какого — либо контрольного срока всегда порождает во мне беспокойство, если запланированные на этот срок дела не выполнены до конца. В данном случае Ганин до сих пор не вернулся, как хотелось бы, и я потихоньку начал закипать вместе со стеклянным чайником для приготовления кипятка, который стоял на стойке «дринк — бара» и которым посетители могли заваривать в своих чашках разнообразные чайные пакетики, помещенные рядышком в изящные плетеные корзиночки.

Желтый «мицубиси» проревел за окнами спустя десять минут, пережить которые с видимым спокойствием мне удалось с большим трудом. Из окна я увидел выпрыгивающего из левой передней двери целого и невредимого Ганина, на ходу прощально машущего с трудом различаемому за узким лобовым стеклом Паше, и сердечко мое с искрометной пулеметной очереди постепенно перешло на прерывистую дробь начинающей машинистки.

— Здорово! — Ганин плюхнулся на диванчик напротив. — Давненько я в «Виктории» не был!

— Кофе будешь? — поинтересовался я у постоянно испытывающего мое резиновое терпение и потому рискующего рано или поздно нарваться на мой гнев, в котором я яростен и беспощаден, Ганина.

— Буду! — Он повернулся к стайке официанток, ворковавших от безделья около кассы, и заказал такой же «дринк — бар», как у меня.

— Долго будешь душу тянуть, Ганин?

— Подожди, пить хочется после этого «Кентакки», — отмахнулся от меня Ганин, принял из рук официантки положенную для «дринк — бара» чашку и побежал к барной стойке, предварительно выронив из — под, как выяснилось сегодня, не такого уж и дорогого пиджака на свой диванчик большой желтоватый бумажный конверт без опознавательных знаков.

Я из принципа не стал перегибаться за ним через стол и дождался, пока упрямый Ганин не вернется со своим кофе и не переложит конверт с диванчика на стол.

— Докладываю по порядку Такуя! — начал Ганин, предварительно отхлебнув горячего кофе.

— Да уж лучше по порядку, — согласился я.

— Значит, находится все это около канала, между мостами Рюгу и Тюо, понимаешь?

— Что там?

— Ты хорошо место понимаешь, Такуя? — спросил еще раз Ганин, демонстрируя неприкрытое желание добиться от меня адекватной реакции. — Место понимаешь?

— Понимаю, Ганин! Между портом и каналом. Что там?

— Там обычное офисное здание. На втором этаже контора страховая… Страховая контора, Такуя!

— «Нихон — кай хокен»?

— Как сказал бы мой друг Олежка, «ну»!

— Точно?

— Там не только по-японски, но и по-английски название написано. Как ты мне сегодня сказал!

— И?

— Пашка этот — там человек, как я понял, свой.

— Работает там тоже, что ли?

— Нет, свой, в смысле знакомый им хорошо. Как у нас говорят, «вхожий»…

— Понятно.

— В общем, он с дороги позвонил, что едет такой и такой человек за «пятьдесят три — сорок»…

— То есть по дороге ты еще не знал, что он тебя в «Нихон — кай хокен» везет?

— Да он не сказал ничего! Мы как подъехали, я, знаешь, прифигел малость. Все, думаю, сейчас Ито на крыльцо выйдет со своими изделиями Фаберже…

— При чем здесь Фаберже?

— Ни при чем, Такуя! Так, к слову пришлось!

— И?

— Что «и»? Я глазами пострелял: джипов вчерашних не было, стояло на стоянке несколько тачек, но все седаны с универсалами.

— Что Пашка говорил?

— По дороге, Такуя, извини уж, ты сам спросил, ругал почем зря косорылых и косорыловку вашу… Деньги у меня взял, два «мана» себе в карман положил, а восемьдесят тысяч — в конвертик, у него в бардачке конверты лежат…

— Значит, двадцать тысяч — его такса за находку клиента.

— Да, он так и сказал, что на мне двадцатник заработал. Ну и по двадцатнику за бланк.

— А по делу он чего-нибудь сказал?

— По делу ничего. Это тебе не Олежка!

— Дальше что?

— Приехали, поднялись на второй этаж, в эту самую контору Я весь дрожу думаю, сейчас Ито выйдет, сейчас Ито выйдет!

— Не вышел?

— Не вышел. Сидят там два лба типа вчерашних, на компьютерах чего-то делают.

— Не разглядел — чего?

— Нет, они лицами ко входу сидели, то есть мониторами от меня — не разглядишь.

— И?

— А дальше — большой советский цирк!

— Чего?

— Того! Пашка заходит в контору как к себе домой. Эти два бугая на нас молча посмотрели, глаза отвернули, а Пашка подходит к ближайшему столу выдвигает верхний ящик, берет вот этот конверт, — Ганин ткнул пальцем в конверт перед собой, на который он уже умудрился два раза капнуть кофе, — и мы с ним выходим на улицу.

— И все?

— И все! То есть, понимаешь, Такуя, конверт этот никто прямо в руки Пашке не давал!

— Получается этакая великая молчанка, да?

— Так я говорю: цирк, большой иллюзион!

— А как это он тебя с собой в контору взял? Я, честно говоря, думал, он тебя где-нибудь с завязанными глазами в машине оставит…