Его рука едва касается моего живота, а затем он рисует маленький круг, обвивая ткань моего платья вокруг своего пальца.
— Как насчет этого места? Здесь больно?
Я киваю и закрываю глаза.
— Да.
Он проводит рукой по моим ребрам и груди, пока не останавливается там, где моё сердце.
— А здесь?
Я отвечаю дрожащим голосом:
— Худшее, что я когда-либо чувствовала.
Он наклоняется, и его губы касаются моей открытой шеи.
— Здесь?
— Не уверена. Проверь еще раз.
Я чувствую его улыбку на своей коже, когда его рука скользит вниз между моими ногами. Он берет в руки шелковистую ткань моего платья и осторожно поднимает её. Теперь мои колени обнажены перед ним. Потом и мои бёдра. Нижняя часть моих трусиков едва видна, и прохладный воздух, попадающий в этот запретный участок кожи, заставляет меня дрожать.
Лукас делает паузу и отступает, оставляя меня открытой для его изучения.
— Раздвинь ноги, — говорит он.
Его слова повелительны, но тон нежен, настолько нежен, что я подчиняюсь. Я раздвигаю бедра, и моё платье поднимается еще на несколько дюймов, но на этом всё не заканчивается. Лукас касается края моих трусиков и стягивает их вниз по бёдрам. Я должна согнуть колени, чтобы он не смог стащить их с моих ног, но моё тело не принадлежит мне. Оно слушает его и делает именно то, что он хочет.
Как только я обнажаюсь ниже пояса, Лукас отталкивается от кровати.
Я приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть, как он двигается по моей комнате, голодная до его мыслей. О чем он думает, прислонившись к моему комоду и оценивая меня? Он всё ещё в джинсах, у него преимущество. Я не одета, и, всё же, я ничего не делаю, чтобы опустить подол вниз.
— Покажи мне.
Я поднимаю на него глаза и вижу, что всё его внимание ‒ между моих раздвинутых ног. Его руки скрещены на груди. Губы сомкнуты в тонкую линию. А глаза горят огнём.
— Покажи мне, чем ты занималась в школе. Поздно ночью, когда была совсем одна. В то время, когда должна была спать.
Я ухмыляюсь.
— Дай мне старый учебник по математике, и я тебе покажу.
Он едва улыбается.
— Не верно.
Мой взгляд застенчиво скользит по окну. Мог ли он все эти годы видеть меня? Нет. Он не мог. Угол неправильный, и жалюзи блокируют силуэты. Тем не менее, он выглядит таким уверенным, наблюдая, как я пытаюсь восстановиться.
— Это что, твоя фантазия? — спрашиваю я.
— Фантазия ‒ это что-то воображаемое. А это ты, Дэйзи Белл, трогающая себя, это то, что я хочу увидеть.
— Твое эго действительно не знает границ, — ворчу я. Но, тем не менее, не прикрываю себя.
— Положи руку у себя между ног.
Я выгибаю бровь. Мои конечности не двигаются. Здесь не он должен командовать.
Затем он отталкивается от комода и начинает двигаться, как будто направляется к двери. Моя рука поднимается с кровати и опускается на бедро за рекордно короткий срок.
— Ну, вот, — говорю я, не так спокойно, как хотелось бы.
— Дэйзи, которую я знал, никогда не была такой застенчивой. Она никогда не сдавалась.
Это бесполезная попытка использовать обратную психологию. Он пытается мной манипулировать, но это его дело. Он становится нетерпеливым, отчаявшимся.
— Это что? — у меня перехватывает дыхание. — Вызов?
— Да.
Моя рука медленно скользит по бедру.
— Но вызов для кого?
Когда я прикасаюсь ближе к центру, его челюсть сжимается. И мне это нравится.
— Проведи пальцем вверх-вниз.
Мой взгляд скользит по двери. На окно. И на него. Он слегка наклоняется вперед, не хочу, чтобы он видел, как я возбуждена. Улики прилипли к моему пальцу. Я делаю то, что он мне говорит, потому что хочу и потому что мне приятно прикасаться к себе. Он командует, но это я прикусываю губу. Двигаю бедрами. И прикрываю от трепета глаза.
— Посмотри на меня.
Я смотрю.
— Это слишком просто. Если закрыть глаза, можно притвориться, что ты одна. А я хочу, чтобы ты знала, что я наблюдаю.
Тогда я понимаю, что кобальтово-синий свитер обманчив, ни один из моделей Gap никогда бы не приказал девушке прикасаться к себе пальцем. Он должен быть одет в кожу, цепи и маску.
— Дэйзи?
— Да?
— Окуни свой палец внутрь и скажи мне, что ты чувствуешь.
Я краснею так сильно, что у меня покалывает кожу, но мой средний палец уже двигается взад-вперед, по моим складкам, пока я мягко не нажимаю внутрь. Лукас издаёт стон, это подстегивает меня, и я просовываю палец еще на дюйм.
Я едва слышу, как он напоминает мне о своем приказе:
— Скажи, каково это?
— Туго, — говорю я.
Мое первое слово его уничтожает. Он отступает от комода, и я бросаю ему вызов, вытаскивая палец и снова вводя его внутрь.
— Тепло и мокро.