Сделать все возможное

— Лукас! Наконец-то. Я надеялась получить... второе мнение о состоянии моей головы. Я упала в обморок, когда увидела порез Мэри-Энн.

Он отмахивается от ее беспокойства.

— Наверное, это просто небольшая шишка. Пусть кто-нибудь отвезет тебя домой. Если ты почувствуешь дискомфорт или головную боль, которая не пройдет, ты можешь обратиться к врачу.

Она хмурится, явно разочарованная тем, что не получит своего собственного медицинского осмотра от «Лукаса-Слизи».

Я стою, раздраженная тем, что все считают его авторитетом в медицине.

— Нет, продолжай, Лукас. Она хочет, чтобы ты прикоснулся к ней. Осмотри её.

— Я ударилась головой! — настаивает она. «О, теперь она изображает скромницу».

— Дэйзи, могу я поговорить с тобой минутку?

Лукас пытается увести меня из гостиной, подальше от других гостей, но я не хочу. По крайней мере, я пытаюсь вырваться из его объятий, но мне кажется, что он обладает сверхчеловеческой силой, и, в конце концов, он с лёгкостью уводит меня туда, куда хочет: на крыльцо.

— Ты в порядке? — спрашивает он, положив руки мне на плечи и наклонив голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

Я улыбаюсь.

— Bien (в переводе с исп. — хорошо).

— Дэйзи, перестань притворяться. Вокруг никого нет. Тебе нужно выпить воды и что-нибудь съесть, и протрезветь.

Я вижу его насквозь.

— Теперь я ‒ твой третий пациент? Ты осмотрел голову и порезанный палец, теперь тебе нужно проверить бедную пьяную Дэйзи?

Он отпускает мои плечи и проводит рукой по своим волосам.

— Я могу отвезти тебя домой, если хочешь.

Я смеюсь, как будто он только что предложил мне свидание.

— Нет, спасибо.

Он щурит глаза, и я вспоминаю высокого мистера «отличная задница». Внезапно у меня возникает желание наклониться вперед и сказать Лукасу, что, несмотря на то, что он все еще в своей рабочей одежде, а его волосы растрепаны, благодаря его рукам, он, потрясающе красив для заклятого врага.

Я действительно думаю, что скажу ему это. Я открываю рот, а моя загипсованная рука прижата к его груди, поэтому я могу наклониться и прошептать ему это, но открывается входная дверь, а за ней появляется Мэделин. Я отхожу назад, покачиваясь на ногах.

— Ребята, я вас везде искала, — говорит она, слегка рассеяно. — Лукас, Мэри-Энн спрашивает о тебе. Дэйзи! Пойдём, я собираюсь сбежать отсюда.

Она тащит меня по дорожке к своей машине, и я оглядываюсь на Лукаса, который наблюдает, как мы уходим. Он выглядит странно грустным, стоя на крыльце, под светом фонаря, в полном одиночестве. У меня возникает желание крикнуть ему на прощание и напомнить о ярмарке, которая пройдёт завтра утром, но потом я вспоминаю, что не хотела, чтобы он там был... не хотела, но сейчас хочу, но это не точно. Я не хочу, чтобы он там был. Моя ненависть к нему жива и здорова.

По крайней мере, так должно быть.

Решение, надеть на ярмарку короткие джинсовые шорты и пару красных ковбойских сапог, является чисто стратегическим; я не хочу выделяться в опрятном деловом костюме, как будто я, какая-то городская мошенница. Мой кислотно-зелёный гипс меня не украшает, но мама завила мои волосы, и внезапно я стала похожа на Джессику Симпсон начала двухтысячных. Когда я приезжаю на ярмарку и получаю несколько не двусмысленных взглядов от ковбоев FFA, то понимаю, что не прогадала с нарядом. Да, мальчики, эти сапожки определенно созданы для того, чтобы их носили.

Уверена, моя палатка будет хитом. Конечно, у меня до сих пор небольшое похмелье с прошлой ночи и, конечно, организаторы ярмарки засунули меня в никем не занятое место: между палаткой с жареными Твинки (англ. Twinkie – бисквитные пирожные с кремовым наполнителем) и пожилой женщиной, торгующей ослепительными ловцами снов, но я не позволю этому помешать мне. После того, как я скажу доктору Маккормику, что сотни, нет, тысячи людей выстроились в очередь, чтобы измерить свое давление, он осыплет меня комплиментами, прежде чем печально посмотреть на Лукаса. А что он сделал за последнее время?

Я принесла с собой реквизит: небольшой плакат с описанием, как важно следить за здоровьем сердца, который я сняла со стены в смотровом кабинете, и несколько фирменных ручек, которые нашла в нижней части шкафа. Они пыльные и в большинстве из них высохли чернила, но это лучше, чем ничего.

Запах свежеиспеченных Твинки доносится до меня ‒ и на секунду я сомневаюсь в своих силах. К ним уже выстроилась дюжина человек, а на мою палатку даже бегло никто не взглянул. Есть небольшой шанс, что я всё-таки переоценила участие нашей клиники в ярмарке. А от моего плаката «Здоровье сердца» оторвался уголок и теперь завивается на ветру.

Я поворачиваюсь, чтобы поправить плакат и вижу его: Лукаса Тэтчера.

Какого черта он так рано здесь делает?

В записке, которую я ему оставила, было написано: «Палатка №1933, шесть вечера».

Но палатки под №1933 не существует, а ярмарка в пять вечера уже закончится.

— Доброе утро, — говорит он, довольный тем, что не попался в мою ловушку.

— Лукас — киваю я, оценивая его. — Рада, что ты смог прийти.