Георг ещё не спустился, Артур и Лабби не появились, поэтому он отправился в подвал, чтобы перетащить на чердак продукты. Как только включился свет, сразу же послышался крысиный писк. Рейнер напрягся и постарался спуститься бесшумно, наступая на всю пятку, но деревянные ступеньки предательски скрипели. Он оказался в небольшом помещении, где вокруг стен стояли деревянные шкафчики с овощами и законсервированной едой в банках. Он обнаружил высыпанный картофель, разбитую банку и труп крысы в углу. За всё время осмотра также заметил пять крыс, но почти все убежали: только одной не повезло, и Рейнер прибил её лопатой. Затем он перетащил всё на прохладный чердак, где между досками виднелись крупные щели и внутрь проникал слабый солнечный свет вместе с ветром. Перетаскивание еды заняло около полутора часов.
Внезапно он почувствовал пульсирование в висках, и перед глазами заиграли блики, а солнечный свет, проникавший из штор, так и обжигал глаза. Рейнер растёр их до слёз и, прищурившись, подошёл к аптечке. Вместе со шприцом лежали несколько капсул с морфием. Вспоминая все манипуляции Артура, он обнажил вену (другая уже не болела, шишки прошли, но она была в синяках, как будто по неё били молотком) и сделал укол. Немного отпустило, но на бледном лбу вступила испарина, вздулись жилки. Рейнер потёр лоб и лёг на диван.
В этот момент спустился Георг. При виде брата он поднял бровь.
– Плохо?
– Угу…
Больше Георг не говорил и старался вести себя как можно тише. Рейнер лежал на диване с закрытыми глазами почти два часа, стараясь уснуть. Он понимал, что стоило рассказать и о Лабби, и о случае с Артуром, но язык его не слушался и свисал, словно безжизненный кусок мяса, при попытке произнести хотя бы одно слово. Боль в затылке и пульсирование отошли, но глаза так и резало от света. Он чувствовал уже острую боль сбоку и, спустя два часа безуспешной попытки заснуть, со стоном прикрыл голову подушкой.
Георг, который в это время намывал стоявший в дальнем углу сервис, подошёл к нему и тихо сказал:
– Как давно ты принимал морфий?
– Два часа назад.
– Давай ещё. Пока хуже не стало.
Рейнер поднял голову и нахмурился.
– Это много. Может, кока-колу?
– Нет, она эффективна только при лёгких головных болях.
Он вздохнул.
– Ладно, неси капсулу.
Рейнер решил не рисковать и использовал лишь половину капсулы. Боль потупилась, а на разум снизошла такая усталость, что больной, отложив шприц в сторону, тотчас же уснул…
***
Матиас всю ночь спал плохо: сначала у матери разболелся живот, и её тошнило; он помогал Джанет выносить вёдра. Затем, как только мать начала засыпать, за окном послышались пьяные голоса. В окно Матиас увидел множество людей в рабочих комбинезонах, которые распевали гимны на польском, русском и немецком языках. Он разобрал только «Варшавянку» и «Интернационал». Не стихали они до самого утра; встревоженные соседи вызывал полицию, те приезжали, увозили, но из двухэтажного здания за углом появлялись ещё и ещё, словно муравьи. Это продолжалось до раннего утра, и только тогда он заснул. Проснулся почти в обед. Джанет давным-давно стояла на ногах, мать обедала. Матиас обнял их и сказал:
– Мама, Джанет, меня сегодня целый день не будет. До глубокого вечера не ждите; может, и на ночь останусь у Бёргеров. У их матери день рождения, надо поздравить…
Мама вяло улыбнулась.
– Хорошо, иди, сынок. Только осторожно: в последнее время люди злы, как в двадцать первом. Вот вчера битенбургского прокурора избили, как Джанет сказала.
Матиас нахмурился. Сиделка протянула газету.
– С двенадцати ночи в больнице. Кто-то его нашёл избитым, вызвал полицию. Пока точных деталей об этом нет, сам прокурор говорит, что это кто-то то ли из казино «Райская нажива», то ли из «Националя».
– И зачем это надо – бить прокурора?
– Ох, да там у них всё так запутанно, детали неизвестны! Думаешь, я что-то понимаю в этом? Но вообще говорят, что этот мужик, что в алкогольном опьянении избил его, является членом клуба «Националь», а также постоянным клиентом в казино и состоит в родственных отношениях с его владельцем, Вишнёвским.
Матиас посмотрел на заголовок и фотографию избитого толстого мужчины, который, приподняв с кушетки голову, грозно смотрел в камеру.
– А прокурор что-то сам об этом говорит? Знает он его?
– Он говорит, что это местный пьяница и дурачок. Ходят слухи, что это он его избил за долги перед каким-то казино, но прокурор их отрицает, свидетелей нет – это всё со слов Вишнёвского, который построил свою теорию относительно всего этого, а сам отрицает своё участие.
– Глупые слухи! Во-первых, это прокурор, а не какой-то там Ян с Пирожковой улицы, у которого даже жены нет. Нужны железные причины, чтобы его трогать, и такое же алиби, ведь шанс выиграть в суде практически равен нулю.
– Но деньги же, деньги… Тем более у Вишнёвского дружеские отношения с мэрами Битенбурга и Западного округа, их часто видели в банках, ресторанах, в правительственных зданиях…