Сделка

— С одним парнем на вечеринке, где он сидел с какой-то актрисой. Она ушла на репетицию, а он попросил разрешения перебраться за мой столик. Я сказала, что ничего не выйдет, но на выходе он меня ждал. Сказал, что ему повезло.

— Где все это происходило?

— В моей квартире. На той самой кровати.

— А как он там оказался?

— Я пригласила его. Мне ведь надо было посмотреть, как сын?

— Ты с ним спала один раз?

— Да.

Я помолчал.

— Хватит?

— С кем еще?

— Еще не мутит от персонажей?

— Мутит. С кем еще?

— Ты думаешь, что бросил меня и все нормально? Так? Я тебе не мама, всегда — дома, всегда — простит!

— С кем еще?

— С Джексоном Шнее, почтальоном… С кем еще? Какая разница! Не надоело?

— С Джексоном Шнее, с этим насекомым?

— Да!

— В чем его привлекательность?

— В том, что ты его презирал. Я запомнила это. Как видишь, счет закрыт, книга захлопнута.

— С кем еще?

— Не помню.

— Вспоминай.

— Неужели мало?

— Порядком!

— Думаешь, это забудется?

— Постараюсь забыть.

— Еще?

— Хватит, я уловил.

— Все еще хочешь жениться на мне?

— Все еще хочу. И женюсь.

— Хочешь знать, кто лучше всех из этого букета? И почему?

— Нет.

— Старый итальянец. Просто фантастика. Он лежал на спине, две подушки под голову…

— О’кей, я понял.

— …он лежал на спине, и что бы я ни делала, час, два, три, он был полон потенции. А ведь ему уже за пятый десяток. Некрасивое тело, брюшко, в целом — никакого впечатления! И вот я дергаюсь на нем, а он поднимет взгляд, посмотрит на меня и лишь улыбнется. Мягкой итальянской улыбкой. В глазах такая ласка, такое восхищение! Он держал меня за живот двумя руками, знаешь, такими мягкими итальянскими руками с большими бурыми пятнами на них, как на картине…

— О’кей! — сказал я.

— …никаких пустых слов о любви и тому подобном, а в глазах — такая ласка, такая нежность, доверчивая, чистая, незапятнанная фальшью! Нежность! Я бы замуж за него вышла из-за этой нежности. Не из-за любви. Все толкуют о любви в порыве страсти, а на следующий день сбегают и не оставляют даже записки. Слово «любовь» они произносят перед тем как взрезать цыпленку брюшко и вытащить ему кишки!

— О’кей!

— Ты говоришь «люблю», но что ты чувствуешь на самом деле, никто не знает. Может, и ненависть, и, может, поэтому такая сучка, как я, и прицепилась к тебе! А своим настырством — «Кто еще?» — ты превращаешь меня в еще большую сучку, чтобы снизойти с еще большей высоты!

— Это правда.

Она встала и пошла в ванную, где вчера оставила одежду. В наступившей тишине я услышал голос отца, зовущий меня. Судя по «Эвангеле», он был в норме и в «здравом уме». Я вскочил и надел брюки.

Гвен, надевая платье в ванной, сказала:

— Я приготовлю ему завтрак.

Она подошла ко мне и добавила:

— Видишь сам, наверно, все наши разговоры — бесполезны.

— Нет.

Из страха, что он встанет и пойдет с дури гулять посреди ночи и может упасть с лестницы, тревожась за него как за ребенка, мы застелили отцу в гостиной. Мы также забаррикадировали подступы к лестнице различной мебелью. Из-за баррикады вновь раздался, на этот раз требовательный, голос отца:

— Эвангеле!

Я откликнулся:

— Сейчас иду, пап, обожди минуту!

Он заворчал.

Меня всегда изумляла одна штука — девчонки после бури только расцветают! Драка вливает в них свежесть! Немудрено! Ведь дерутся-то из-за них! Гвен в то утро сияла всеми живыми цветами: и розовым, и персиковым, и Бог знает каким! Ее глаза, промытые слезами, мерцали перламутром.

— Эдди, — сказала она, — есть единственный шанс для нас двоих. Ты слушаешь?

Я кивнул. Она в чем-то себя крепко убедила.

— Я выйду за него замуж, даю тебе слово!

— Не выйдешь.

— Выйду. Решено. И если ты будешь ставить палки в колеса, то спущу его на тебя. Сегодня я скажу ему, что если он хочет жениться на мне, то лучше не отодвигать это дело на потом, а идти сразу в контору и быстро все сделать. А с нами… В общем, проблема может быть разрешена только потом, Эдди… Потом мы сможем видеться.

— Как?

— Как раньше.

— Ты шутишь?

— Нет, я серьезна.

— Но ты ведь говорила…

— Я передумала. Да и ситуация изменится. Я буду замужем. А с тобой мы будем видеться. Понимаешь?

— Ему расскажешь?

— Да… то есть… да… Другого выхода нет.

— И?

— Снимем квартиру, обставим и там будем с тобой…

— Не верю, что ты так все хочешь.

— Именно так. Я буду чувствовать себя защищенной. У меня будет он и все остальное, понимаешь? И именно так я смогу поверить тебе. Мы можем встречаться каждый день, хоть на несколько часов. От меня тебе нужна только постель, тебя тошнит от быта и стирки-готовки, ты не хочешь ребенка, ты хочешь одного — ночных развлечений. Будто остальное тебя не касается. Все не может быть совершенным, но с моей стороны я постараюсь часть, принадлежащую тебе, сделать совершенной, а на остальное — закроем глаза. В остальном будем жить как обыкновенные люди. Можешь даже вернуться к жене, если она поймет такой расклад. Может, и ей так будет удобно. Так ведь все и живут. Везде. Почти все, кого я знаю…

— Эвангеле! — раздалось снизу.

Я подошел к перилам и перегнулся.

— Да, пап, — сказал я. — Спускаемся.

— Ты спросил юную леди, что она желает на завтрак? — спросил он. — Нам надо побеспокоиться о ней.