— Нет, не спросил еще.
— Эвангеле, — протянул он с упреком, — твоей матери здесь нет?
— Нет, па.
— Поэтому забота о гостях на тебе. Приготовь ей пирожных.
— Ты хочешь пирожных? — спросил я Гвен.
— Нет, — ответила она и добавила: — Подумай над тем, что я сказала. Тебе подойдет такой расклад.
— Эвангеле! Что она сказала?
— Она не хочет пирожных, па.
— Тогда приготовь ей яйца всмятку. Слушай, что я говорю! Я знаю, что… Спускайтесь оба, надо поторопиться! Сейчас спустимся под своды…
— Куда?
— Поедем в банк. В Нью-Йорк.
— Куда?
— Вчера же говорил сто раз. Что с твоей памятью, мой мальчик?
— Ты припоминаешь что-нибудь насчет банка? — спросил я Гвен.
— Если он говорит, — сказала она, затем сменила тему. — Давай рассуждать здраво — мы два необычных человека, скажем, две белые вороны, должны найти какой-то выход, абсолютно негодный для нормальных пар. Мне нужен мужчина, на которого я могу всегда положиться. Я не могу довериться тебе, с твоим сумасбродством, способностью исчезнуть без следа!
— Эвангеле! — заревел снизу отец. — Немедленно спустись вниз!
— Подумай, Эдди, хорошенько, — сказала она, застучав каблуками по лестнице. — Мой план разумен.
Я забрался в душ.
Сошлись они друг с другом вполне. Спустившись, я застал их мило воркующими. Отец дорвался до нового человека и пересказывал Гвен всю свою жизнь: особенно про злосчастный Национальный городской банк, изливая желчь на бедного Митчелла, яростно толкуя подробности личной жизни президента, как тот разорил в 1929 году всех вкладчиков и как сам, однако, поднялся из руин и сколотил не меньшее богатство к 1935 году. Он говорил, как Митчелла пробовали засудить, но таких акул нелегко зацепить, еще ни один миллионер не был упрятан в тюрьму, и как отец увидел его в отеле «Уолдорф Астория», и как тот хорошо выглядел, как элегантно, лучше, чем раньше, и это человек, который должен был застрелиться из чувства стыда, долга и справедливости.
Гвен кормила его с ложечки яйцом всмятку, ожидая когда отец проговорит предложение и откроет рот, чтобы набрать воздух для нового, совала очередную порцию. Даже вытирала ему салфеткой губы. Она производила кормление с видимым удовольствием. Он ей нравился. Я вспомнил про старого итальянца с руками в бурых пятнах.
Отец заметил меня и сменил тему.
— Она была замечательной женщиной, — сказал он.
— Кто, мистер Арнесс? — спросила Гвен и заполнила его рот.
— Его мать. Отменно следила за порядком в доме. Затем я потерял свои деньги и… — Он начал все сначала, и я ушел на кухню.
— Эвангеле! — услышал я неожиданно. — Ты куда?
— Приготовлю кофе.
— Ты не хочешь дослушать, что я говорю? — сказал он. — Видите, мисс, вы остаетесь без денег, и они не слушают, что вы говорите. Даже мой сын.
— Я слушаю, па.
— Неужели чашка кофе важнее, чем слова отца?
— Нет, па.
— Тогда садись и слушай.
Я сел.
Но он уже забыл, о чем говорил, и тоже замолчал. Мы с Гвен вежливо сидели. Затем она спасла его:
— Вы хотели, чтобы Эвангеле заказал такси!
— Да, да! Эвангеле, вызови такси. Мы едем в Нью-Йорк, в центр.
— Куда?
— Я только что сказал куда, Эвангеле. И как только ты добился успеха в жизни? Как-нибудь расскажешь. — Он обернулся к Гвен. — У него нет моей памяти. — Он рассмеялся, тряся головой в полном восторге. — Мы едем в Банк Корнуха, там мой сейф. Мистер Мейер, мой бизнес, под своды. Еврей, но прекрасный человек. Я познакомлю вас с ним! — сказал он Гвен.
— Спасибо, — сказала Гвен.
— Прошу прощения, что нет моей супруги. Но, возможно, — он многозначительно подмигнул, — это к лучшему, потому что в этих вопросах она мало что понимает. — Он улыбнулся. — Лично я не возражаю. Но… — Он заметил меня. — Ты вызвал такси?
— Нет, па.
— А чего ты ждешь?
— Уже иду.
— Видите? — сказал он Гвен. — Теперь я должен постоянно напоминать ему обо всем. Мой бизнес для него уже не важен. — Он застенчиво взглянул на нее и добавил: — А еще есть? — Он спрашивал о яйцах.
— Да, мистер Арнесс, сейчас принесу.
Когда она проходила мимо меня, я спросил ее:
— Что мне делать?
— Вызывай такси, — ответила она.