Сделка леди Ромэйн

— Дитя, помоги мне пройти к столу. С тех пор как ты сбежала, мне приходится во всем зависеть от Блама. Ты знаешь, он относится ко мне так, будто я все еще бегаю в коротких штанишках. Это стало невыносимо.

Ромэйн повиновалась. Затем повернулась к Джеймсу и Эллен, чтобы они поторопились занять свои места. Поддерживая дедушку, она вспомнила, как они руку об руку бродили по парку.

— Ты любишь этого мужчину? — герцог спросил тихо, чтобы шепот не достиг посторонних ушей.

— Я вышла замуж совсем не потому, что люблю его, — Ромэйн помедлила и с отчаянием прошептала: — Ты же знаешь, я любила Брэдли.

— Фу-у! На самом-то деле ты никогда не любила этого никчемного повесу.

— Дедушка, разве ты можешь судить о том, что подсказывает мне сердце?

Старик повернулся к ней лицом и улыбнулся:

— Дитя мое, я познал любовь задолго до рождения твоего отца. Я видел ее в глазах твоей бабушки, когда ухаживал за ней. Потом я видел те же глаза у твоего отца, когда он предлагал руку и сердце твоей матери. Я хорошо это знаю, хотя в моей стариковской жизни почти нет места любви. Верь мне, девочка, когда я говорю, что ты не любила Брэдли.

— Но я собиралась выйти за него замуж. — Слезы повисли на ресницах Ромэйн. — Дедушка, я была готова забыть все, что было у меня здесь, я была готова оставить тебя — лишь бы стать женой Брэдли.

— Может, и так, но, когда ты говорила о Монткрифе, в твоих глазах не было огня любви. — Старик крючковатым пальцем смахнул слезинку со щеки внучки и, сухо усмехнувшись, добавил: — Не спрашивай меня, что это такое. Это тебе подскажет только сердце.

— Но я оставила тебя, дедушка.

Герцог откашлялся и с помощью Ромэйн проделал остаток пути до кресла.

— Грэндж объяснила мне, что произошло.

— Не брани ее.

— Я и не браню, но она не должна была принуждать тебя вступать в брак с этим человеком, если ты этого не хотела.

Герцог тяжело опустился в кресло и сложил руки между хрустальных кубков и серебряных тарелок.

— Теперь я хотел бы выслушать твое объяснение.

Ромэйн провела языком по пересохшим губам. Она не могла честно рассказать обо всем дедушке, потому что обещала Джеймсу, что никому не раскроет его тайну. Но лгать она хотела меньше всего.

— Я не могу объяснить тебе ничего, кроме того, что это было наилучшим выходом из положения, — прошептала она.

— К черту! Это не ответ! — прорычал старик, стукнув кулаком по столу.

Зазвенело серебро, тонко и остро пискнули два хрустальных кубка, ударившись об пол. — Ромэйн, я никогда не считал, что у тебя меньше мозгов, чем у этого записного болтуна, который волочился за тобой.

— Брэдли…

В беседу неожиданно вмешался Джеймс:

— Он вычеркнут из жизни моей жены.

Ромэйн была удивлена не столько тем, что Маккиннон вмешался в разговор, сколько испытанным в этот момент облегчением.

Джеймс подошел и обнял ее за плечи, а герцог недобро прищурился.

— Ваша светлость, — продолжал Джеймс. — Высмеивать Ромэйн за ее решение выйти за меня замуж — самое неблагодарное занятие. Мы уже женаты, и в самое ближайшее время вы убедитесь в том, что никакие ваши действия не смогут изменить этого.

Молчание было прервано глухим громким стуком. Это старый герцог отодвинул свое кресло в сторону. Когда он выпрямился, Ромэйн обратила внимание, что мужчины почти одного роста.

Прежде чем дед успел раскрыть рот, чтобы отдать немилосердный, непоправимый приказ, Ромэйн положила руку ему на плечо:

— Если Джеймса выгонят из Вестхэмптон-холла, мне придется ехать вместе с ним.

— Ерунда!

— Нет.

Грудь старика высоко и тяжело вздымалась. Чуть позже, глядя на внучку, он с трудом опустился в подставленное кресло и крикнул, чтобы подавали первое блюдо.

— Я надеюсь, ты предупредишь своих новых родственников, что в этом доме не принято опаздывать к ужину и что впредь им следует являться вовремя, — недовольно проворчал герцог.

Ромэйн подняла глаза и увидела, что в столовой появился Камерон.

— Хорошо, дедушка, — послушно вымолвила она и наклонилась, чтобы поцеловать деда в знак молчаливого извинения. Вестхэмптон похлопал внучку по руке, но строго приказал занять свое место, чтобы слуги могли быстро обслужить обедающих.

Джеймс взял жену под руку, чтобы усадить ее справа от герцога. Отодвигая стул, он тихо спросил:

— Вы всегда ходите на задних лапках перед дюком?

— Когда это необходимо.

— Странно, — пробормотал Маккиннон, — что вы пренебрегли этой привычкой, когда решились убежать с Монткрифом.

— Мне трудно далось это решение.

— Неужели? И вы ожесточенно сражались с собой?!

Джеймс улыбнулся, а Ромэйн нахмурилась. Почему он относится к ней уважительно и нежно только на людях? Зачем он злит дедушку?

Оставляя Ромэйн, Джеймс как бы невзначай провел пальцем по выемке у Ромэйн на шее, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы скрыть наслаждение, которое она испытала от его прикосновения. Девушка недоумевала, как случилось, что он захватил полную власть над ней. Даже когда она пребывала в ярости, ему было достаточно одного-единственного прикосновения, чтобы она начала думать только о том, как бы слиться с ним в поцелуе.