— Я пришел, чтобы вымолить у тебя прощение.
Брэдли замолчал, ожидая, что скажет девушка. Но Ромэйн потеряла дар речи. Она лишь молча взирала на него. У призрака был голос Брэдли, на нем был модный сюртук, цвета красного бургундского вина, поверх ярко зеленой жилетки. От темечка, едва прикрытого редеющими волосиками, до кончиков сияющих глянцем ботинок, выглядывающих из-под брюк, перед ней был именно тот Брэдли Монткриф, которого она оплакивала.
Но этого не могло быть! Джеймс сказал ей, что Брэдли и кучер были убиты и похоронены на кладбище при церкви, у которой и названия-то не было. Вряд ли Джеймс стал бы лгать ей о кончине Брэдли. Кроме того, она уже согласилась участвовать в плане Джеймса.
Ромэйн пришла в замешательство.
— Ромэйн, моя дорогая Ромэйн, — прошептал Брэдли, взяв ее за руку. — Неужели ты не простишь меня? Клянусь, я разыскивал тебя в ту страшную буранную ночь, но негодяи словно растворились вместе с тобой в шотландской ночи. — Он прижал руку к гофрированному жабо. — Подумай, что я пережил, Представляя, как они обижают тебя. А сейчас я вижу тебя, и сердце мое переполняется радостью.
— Ты жив, — смогла, наконец, вымолвить Ромэйн.
— Несмотря на то, что они бросили меня, несколько парней вызвались помочь мне. Мы вернулись к карете в надежде разузнать что-нибудь о тебе, но нашли только труп Скрибнера и останки одного из бандитов. Прости мне грубое обхождение с тобой, дорогая.
— Да, конечно, — прошептала Ромэйн, не вполне понимая смысл происходящего.
Брэдли жив! Тогда почему она не испытывает ничего, кроме пустоты, которую она ощутила при известии о его смерти? Она должна быть счастлива.
— Мы разыскивали тебя несколько дней, но, увы, не нашли ничего, что навело бы на твой след. Затем я вернулся сюда, чтобы поведать твоему дедушке о том, что ты пропала. — Голос его дрогнул. — Об этой ночи я боюсь даже вспоминать.
— Я думала, тебя убили: я слышала выстрелы, я видела… — голос Ромэйн упал до шепота.
— Все страхи позади, моя дорогая. Ночной кошмар кончен для нас обоих. Мы начнем все сначала. Мы ведь собирались пожениться.
— Брэдли…
Он приложил палец к ее губам:
— Нет, дорогая, послушай меня. Мы были глупцами, когда собирались удрать из Йоркшира. На этот раз никакого побега не будет. Всеми силами мы попытаемся уговорить твоего дедушку смириться с нашей любовью.
— Брэдли…
И снова Монткриф перебил девушку:
— Ничего не говори, дорогая. Я мечтаю только о том, чтобы любоваться тобой и прижать тебя к своей груди.
Брэдли улыбнулся той дразнящей улыбкой, которую она так любила, и взял ее за руку. Но когда Монткриф заметил золотое колечко на безымянном пальце Ромэйн, выражение его лица резко изменилось. Он уронил ее руку, крепко сжал губы и устремил взгляд куда-то мимо Ромэйн.
Ромэйн не было необходимости оборачиваться, но она все равно обернулась. Как она и предполагала, за ее спиной стоял Джеймс. Лицо его было равнодушнее парадных ликов ее предков. Ромэйн понимала, что должна что-нибудь сказать — все равно что, — но все слова, казалось, вылетели у нее из головы.
— Сэр, — строго и четко выговорил Брэдли. — Это частная беседа. Леди Ромэйн и я хотели бы поговорить без посторонних лиц.
— И сейчас хотите?
Ромэйн была поражена: в голосе Джеймса слышалась явная угроза. Происходило что-то из ряда вон выходящее: сначала Клэйсон потерял свое хваленое самообладание, теперь Джеймс вел себя возбужденно и агрессивно, как бы забыв об обычном насмешливом равнодушии. Слишком много осложняющих деталей для и без того сложной ситуации.
— Я хотел поинтересоваться, не забываете ли вы, что разговариваете с леди? — Джеймс повернулся к девушке: — Ромэйн, ты не находишь, что наш посетитель допускает некоторые вольности в разговоре?
— Сэр, — натянуто ответил Брэдли, — вы слишком вольны в обхождении с моей невестой.
Ромэйн стала между мужчинами, прежде чем они пустили в ход ярость, пылавшую в их глазах. Девушка почувствовала, что Джеймс способен взять себя в руки, но за Брэдли она бы не поручилась, — впрочем, она не поручилась бы и за Джеймса, если бы Брэдли, не сдержавшись, бросил ему вызов. Ромэйн отдавала себе отчет в том, что, в случае если дуэль состоится, преимущества будут на стороне Джеймса: он более искусен в стрельбе из пистолета. Она не могла предупредить об этом Брэдли, чтобы не причинить ему новой боли, помимо той, которая заключалась в мучительной правде ее нового положения.
— Брэдли, успокойся, — мягко попросила Ромэйн.
— Ты, как всегда, бросаешься на защиту этого бесполезного щенка, — сделал выпад Джеймс.
Ромэйн подняла на него глаза. Ему не следовало еще больше усугублять ситуацию. Своей репликой он причинил вред ей. И самым холодным из своих голосов Ромэйн отчеканила:
— Джеймс, это мой жени… это Брэдли Монткриф. Брэдли, это Джеймс Маккиннон, — она замешкалась, но понуждаемая пристальным взглядом Джеймса, добавила: — Джеймс — мой муж.
— Твой муж? — изумился Брэдли. Лицо его посерело. — Так ты … замужем?