Сделка (ЛП)

Гермиона же потерялась в собственных ощущениях. С трудом осознавая, где она сейчас, мисс Грейнджер думала в эти минуты лишь об одном: о напряженной мужской плоти, подрагивающей от прикосновений ее рта. И не просто мужской плоти! Гермиона ни на миг не могла забыть, что это — он… Люциус Малфой. Взрослый, умный, властный и высокомерный чистокровный маг, ставший для нее за эти долгие недели самым настоящим чувственным наваждением. И это его стон звучит сейчас где-то высоко, над ее головой. Его рука нежно касается ее волос. Никогда еще в своей жизни она не ощущала подобных эмоций — откровенного восторга, нисколько не зависящего от собственной физиологии. И это казалось ей невероятным.

______________________________________________________________________

Однако, сколь не велико казалось ему желание продлить эту сладкую муку, организм с каждой секундой все больше и больше начинал требовать своего. Люциус уже чувствовал приближение оргазма, чувствовал, как мошонку покалывает от напряжения, как по позвоночнику пробегают волны, ясно говорящие о том, что долго он не продержится. И, не выдержав, он отчаянно застонал:

— Не надо… Остановись! Иначе будет поздно…

Он попытался отстранить Гермиону и поднять ее с колен, но это оказалось не так-то просто. Она продолжала ласкать его, упрямо намереваясь довести до оргазма. И, черт возьми, его почти восхищало ее целенаправленное упорство. На какой-то миг Люциус заколебался, ощущая, как в глубине души мужской эгоизм ведет смертельную битву с необъяснимой убежденностью, что все у них должно произойти правильно. Не так! Не здесь. Не в этой убогой камере. Потому что Гермиона Грейнджер заслуживает большего!

Малфой схватил ее за голову обеими руками и с силой отстранил от себя.

— Гермиона!

Шокированная тем, что Люциус впервые назвал ее по имени, она уставилась на него широко открытыми глазами. И Малфой тут же воспользовался этим секундным замешательством, отступая от нее назад так быстро, что опрокинул на пол стул. Раздавшийся грохот слегка привел их обоих в себя.

— Но почему?! — на лице Гермионы застыло выражение непонимания и обиды, а глаза невольно наполнялись слезами. — Ты же позволил это мне. Даже уговорил. Почти заставил! Почему ты уже во второй раз отказываешь в этом себе? Почему — я тебя спрашиваю?!

Люциус зажмурился и качнул головой, собираясь с мыслями, но она не дала ему шанса на объяснение. Уже в следующий миг дверь камеры застонала, а когда Люциус открыл глаза, Гермиона исчезла.

Неделя тринадцатая.

Она не пришла…

Привычное время визитов мисс Грейнджер уже давно прошло. Это Люциус мог сказать по полоске света, проникающего в камеру сквозь узкое окошко. Она не пришла… И с тех пор истек уже почти целый час. Не двигаясь, он молча сидел на полу, угрюмо уставившись на темные и сырые стены, окружавшие его мрачным квадратом. Прошедшая неделя стала для него настоящей агонией. Ни о чем другом, кроме как о встрече с этой женщиной, думать у Люциуса не получалось. Всю неделю он мечтал только о ней и о ней же видел сны, в которых был свободен и счастлив. В которых мог смело называть ее по имени. Мог безбоязненно целовать, пробовать на вкус, быть внутри нее! Эти сны стали для него отрадой, но и жуткой мукой. Потому что, просыпаясь, он снова оказывался жалким узником, заключенным во мраке холодной каменной кладки.

И осознавать, что отныне лишь воспоминания да эти мучительные сны — единственное, оставленное ему судьбой, оказалось так горько, что у Люциуса впервые в жизни мелькнула мысль о самоубийстве. Жизнь (такая, какая есть) вдруг показалась ему на редкость пустой и никчемной штукой. Гораздо проще было покончить с этим нелепым существованием раз и навсегда, разбив голову о ненавистную каменную стену, отделявшую его от мира по-настоящему живых.

Словно отгоняя от него столь страшные мысли, в камере раздался шум. Это со скрипом открылась входная дверь.

Малфой медленно поднял голову, не ожидая увидеть никого, кроме охранника, наверняка притащившего ему полагающийся кусок хлеба и жалкую овощную похлебку, почему-то упорно именуемую здесь «супом».

Но ошибся. В дверном проеме стояла Гермиона Грейнджер. И, увидев ее, Люциус понял, что задыхается от нахлынувшего облегчения.

Однако что-то было не так… Гермиона, хотя и не отводила от него глаз, почему-то не прошла в камеру, а замерла почти на самом пороге, чуть отшагнув в сторону. А следом за ней появился ни кто иной, как действующий министр магии Кингсли Шеклболт.

Наконец Гермиона приблизилась, и Люциус увидел, как счастливо и оживленно сверкают ее глаза. И хотя, сердце радостно ёкнуло, с его губ чуть не сорвался крик:

«Почему он здесь?! Зачем ты притащила его сюда? Это… наше с тобой время! Мое и твое!»

На него обрушился целый сонм эмоций: и обида на то, что измучила его ожиданием; и какая-то странная ревность (ему не хотелось видеть рядом с этой женщиной никого другого); и страх перед грядущей неизвестностью.

— Мистер Малфой… — будто почувствовав его смятение, Гермиона мягко улыбнулась. — У министра магии есть кое-какие новости, касающиеся лично вас.