Сделка (СИ)

Этим вечером я овладевала ею ненастно и грубо, заставляя поплатиться за мою потерю естесственности, словно женщиной, докучившей мужу глупой болтовней. Я открыто наслаждалась её зрелой сексуальностью и страстными вскриками, нарочито пытливо выуживая фрагменты её желания.

— Хотела меня вчера в гости?..

— Очень… — любовно простонала она, упираясь лбом в подушку и изгибаясь крыльями спины мне навстречу.

— Думала обо мне сегодня?..

— Господи… Я всегда о тебе думаю…

— Держу пари, это тело хотели бы многие мужчины нашего офиса… — пробормотала я, покусывая мочку её уха.

— Оно только твоё… Ты бы знала, насколько…

Меня наполняло отвращение от этих слюнявых косноязычных и лживых преамбул, за которые иная женщина могла бы отдать полсердца. Я приправляла сентиментальность смачными словцами и выраженьицами, тут и там встречающимися во всяком порнографическом рассказе, но и они не спасали, а только больше зашкаливали амплитуду моей нетерпимости к звенящей фальши, от которой я не могла избавиться, словно свиньёй извалялась в пахучей грязи. Неужели это всё, что тебе нужно? Эти залепленные и засаленные доисторические пассажи, переходящие из почти молебненной нежности в гремучее одичалое насильственное обладание? Почему ты до сих пор дышишь словами любви, а не ненависти? Разве я не сполна продемонстрировала агонистическое животное, утоляющее жажду чужой болью и от притязаний которого должно тошнить? Почему питаешь его разрушительную суть собой?..

— Просто скажи «нет», — претенциозно настаивала я.

— Скорее, небо упадёт, чем ты услышишь «нет» от меня… — тихо и обречённо пропускала она сквозь себя. — От тебя боль слаще мёда…

Меня словно окатило ушатом ледяной воды от этого приследовавшего «небо падает». Я невменяемо отшатнулась, ощущая странный ужасающий приступ, будто заглянула в закрома самой смерти.

— Рита… Господи… Ты не можешь так поступить!.. — отчаянно взмолилась Валя. — Докончи дело!..

— Могу, — воинственно отозвалась я.

— Не мсти так, пожалуйста…

Я направилась на кухню, не останавливаясь. Валя догнала меня через считанные мгновения. Мощным рывком она пригвоздила меня к стенке, будоража неожиданным поворотом. Она была действительно разъярена.

— Маленькая несносная девчонка! — процедила она, пытаясь совладать с противоречивыми порывами, рождёнными замешательством, впервые видимого в ней в той силе. — Что я сделала не так?..

Я ощущала её горячее дыхание, касающееся моих губ. Столь близко, что оно, казалось, оковывало меня, проникая гипнотическим зельем внутрь. Она опустила встревоженный взгляд на мои губы. Её всегдашний лоск уверенности испарился с лица, точно не бывало. Она ослабляла хватку на моих запястьях, понимая, что физическим принуждением ничего не решить. Её жар прильнувшего тела липко тесался с моим, напоминая худшие кадры обнажёнщины и одновременно — лучшие эротические сны. Пугающие явью. Я чувствовала, что снова по уши пропадаю в играх, в которые не желала играть. Бесконечное дежавю.

— Ладно, помолчи, раз хочется… — она задушевно вздохнула, отникая от меня и следуя на кухню, повела за собой. — Пойдём пить чай.

— Ты не сердишься? — осторожно прощупывала я.

— Сердиться? Нет, — почти беспечно реагировала она. — Разве что всё ноет от тебя, но, кажется, и к этому придется привыкнуть…

…Громоздящаяся конструкция, возносящаяся к небесам бесчисленными сплетениями балок, начала трястись, разрастая и без того кромешный ужас. Я глотнула тёмную реальность, безотчётно моргая в чужой комнате. Рядом сидела Валя, стискивая мои плечи. Видно, это она вздёрнула меня из кошмара.

— Рита, — раздался её напуганный голос. — Ты видела что-то страшное?.. Ты бормотала во сне, металась.

— Факк… — взбалмашно провела я по мокрому лбу, напрягая мышцы пресса, чтобы вынести торс в вертикаль, и с рассудительным размышлением примеряясь, не пора ли брать такси, но любопытство превалировало. — Что бормотала?

— Я не разобрала… Что-то про язык… «живёт бесслышно»… души… строят город… Или вроде того.

— Извини… твоя майка отправится в стирку, — я содрала с себя хлопковую ткань с выразительно почерневшими областями вокруг подмышек, шейного выреза и спины, последняя из которых пропиталась вся насквозь.

— Пустяки, — обронила Валя, пытаясь всмотреться в меня сквозь ночную мглу. — Что тебе снилось?

— Я больше ничего не говорила во сне? — уточнила я.

— Что-то невнятное, как будто не по-русски.

— А ты не можешь вспомнить точное звучание?

— Я не полиглот. А ты, кажется, да, — направила она изучающий взгляд мне прямо в глаза. — Или ты опять во что-то играешь?

Я бессильно повалилась на простынь, охлаждаемая от испарения влаги.

— Я ни во что не играю… — наконец, произнесла я серьёзно. Потому что мне осточертел этот фарс; остечертело казаться большой девочкой; осточертело бежать, сминая под ногами всё, к чему могла что-то чувствовать. — Хочешь ко мне в гости?

— Шутишь? Ночь на дворе.

— Дважды не предлагаю.

— Ладно, поехали, — быстро согласилась она. — Только кофе выпью.

— А мне чего-нибудь горячительного, если есть… Ты же не простишь себе, если опять заболею.