— Но разве Ледебур...
— Психоз есть психоз,— заключила липкая плесень,— и неизвестно, что следует ожидать от такого провидца.
— Правильно,— согласился Чак и кивнул.
Через некоторое время шаттл уже мчался по направлению к Гандитауну.
— Послушайте, господин Риттерсдорф,— сказала липкая плесень.— Я думаю вот о чем. В некотором отношении для вас было бы куда безопаснее, если бы она...
— Это мое дело,— отрезал Чак.
— Извините,— несколько мрачно излучила липкая плесень, стараясь по возможности скрыть эту мрачность.
Весь дальнейший путь до Гандитауна прошел в молчании.
Когда Игнатий вытряс из кастрюли в таз кучу слежавшихся вареных макарон перед мордами двух черных овец, он поднял голову вверх и посмотрел на ракетный шаттл, который садился на дорогу рядом с его хижиной. Закончив кормить овец, он лениво побрел к хижине с кастрюлей в руке. Его провожали коты всех мастей, с надеждой глядя в сторону кастрюли.
Зайдя в хижину, Ледебур швырнул кастрюлю в раковину, заваленную тарелками с остатками присохшей пищи, потом остановился на минуту и окинул взглядом женщину, которая спала под грудой грязных одеял на деревянных досках, служивших то кроватью, то обеденным столом. Затем нагнулся, подобрал с пола кота и снова вышел во двор. Прибытие космического шаттла, конечно же, не явилось для него сюрпризом, так как он уже испытал видение, связанное с ним. Он нисколько не был встревожен, однако почему-то почувствовал, что настроение у него портится.
Из шаттла показались две фигуры: одна из них человеческая, другая студенистая и желтая. Фигуры двигались ему навстречу, с трудом пробираясь через заваленный мусором двор.
— Вы, наверное, будете рады узнать,— проговорил Ледебур вместо приветствия,— что альфанские военные корабли уже готовятся к высадке в нашем маленьком мире.— Игнатий улыбнулся, однако человек, который пристально смотрел ему в лицо, не стал улыбаться в ответ. Желтому пузырю, конечно, улыбаться было просто нечем.— Поэтому ваша миссия,— продолжал Ледебур, слегка смутившись,— принесла весомые плоды.
Игнатию не нравилось исходящая от человека враждебность, которую он ощущал с помощью своего парапсихологического таланта. Гнев витал вокруг головы человека в виде зловещего красного нимба.
— Где Мэри Риттерсдорф? — спросил Чак.— Где моя жена? Знаете? — Он повернулся к ганимедской плесени, которая колыхалась возле него. — Он знает?
Липкая плесень излучила мысленную волну:
— Да, господин Риттерсдорф.
— A-а, вы ищете свою жену,— закивал Игнатий.— Да, она натворила много неприятного: убила одного мана и даже...
— Если не скажешь, где моя жена,— сказал Чак Игнатию,— я дух из тебя выбью.— Он сделал шаг навстречу гебскому святому.
Возбужденно поглаживая кота, которого он держал в руках, Ледебур сказал примирительно:
— Зайдем лучше ко мне. Я угощу вас чаем.
Затем Ледебур отключился. Очнувшись, он обнаружил, что лежит на земле,— в ушах звенело, в висках пульсировала кровь. Святой с трудом сел, пытаясь сообразить, что произошло.
— Господин Риттерсдорф ударил вас,— объяснила плесень,— скользящий удар пришелся чуть повыше скулы.
— Достаточно,— хрипло проговорил Ледебур.
Почувствовав вкус крови во рту, он сплюнул, потом стал тереть скулу. К несчастью, парапсихологический талант здесь оказался бессилен.
— Она там, в хижине.
Перешагнув через святого, Чак Риттерсдорф подошел к двери, рывком распахнул ее и скрылся внутри. Ледебуру наконец удалось подняться на ноги, некоторое время он стоял, неуверенно озираясь, затем неохотно последовал за Чаком.
На пороге Ледебур остановился; коты, почувствовав свободу, запрыгали мимо него внутрь хижины, отчаянно мяуча. Липкая плесень предусмотрительно осталась дожидаться развязки во дворе.
Риттерсдорф склонился над спящей женщиной и потряс ее за плечо.
— Мэри, проснись! — Он схватил голую руку женщины, свисавшую со стола, и сильно дернул.— Одевайся и пойдем отсюда. Шевелись!
Женщина, лежавшая в кровати святого Игнатия Ледебура, которая заменила ему жену Элси, нехотя открыла глаза и сощурилась, стараясь разглядеть лицо Чака. Затем моргнула, приходя в себя. Она резко села, схватила одеяло и обернула вокруг себя, прикрывая маленькие упругие груди.
— Чак,— проговорила Мэри Риттерсдорф, зевая,— я пришла сюда сама, по доброй воле. И не надо...
Чак вновь схватил Мэри за руку и рывком сдернул со стола. Грязные одеяла отлетели в сторону, по полу запрыгала металлическая кружка, разбрызгивая вокруг остатки кофе. Две задремавшие под столом кошки с визгом бросились прочь из хижины, огибая стоящего на пороге Игнатия.
Обнаженная Мэри Риттерсдорф спокойно посмотрела на мужа.
— Не нужно указывать мне, что делать,— проговорила она и стала собирать разбросанные детали своего туалета: подняла с полу измятую блузку, затем сосредоточенно, не теряя самообладания, начала искать лифчик и трусики. По выражению ее лица нельзя было предположить, что за ней наблюдают двое мужчин.