Она указала Тому на стул напротив. Гермиона знала, каким не должен быть письменный стол, когда-то еще в середине девяностых, в месте, которое маглы называли Ливией. Она переоделась торговкой оружием, чтобы встретиться с военачальником и заставить его амнистировать захваченных в плен ведьм и колдунов. Это было очень опасно и очень незаконно, но эти люди стали одними из первых жителей острова. И забрала она тогда не только людей. Когда генерал занял свое место, на его куртке блестели медали, а стол обнажил его колени, сделав его внезапно смешным, несмотря на серьезную репутацию. Но в ее доме, ох, ее собственном замке стол был вырезан из дерева с острова и хранил многие из ее секретов. А также был местом для дюжины справочников, источников, нацарапанных заметок на пергаменте. Она скользнула за полированное дерево и почувствовала, что немного расслабилась. Барьер был для нее успокаивающим знаком.
В золотистом свете комнаты темно-синие глаза Тома сияли, как небо после заката. Он был моложе, чем она когда-либо видела, и все же такой знакомый, что ее пронзило электрическим разрядом. Она выдержала его взгляд.
Теперь это был ее мир.
— Полагаю, у тебя бесконечное количество вопросов.
Он кивнул. Гермиона ждала.
— Ты знала, — сказал он через мгновение. — Все это время, ты все знала. Ты прекрасная лгунья, Гермиона Дирборн. Гермиона Грейнджер-Дирборн.
Он произнес «Грейнджер» так, словно это была тайна. Как будто это обжигало ему язык.
— Я знала. Я надеялась, о, как я надеялась, что все изменится. Но да, я знала.
— Что ты со мной сделала? — спросил он еще немного позже, уже более яростно, как будто все эти месяцы, проведенные в ловушке в Мунго, он думал только об этом.
— Я дала тебе кое-что, что у тебя отняли, — внезапно занервничала Гермиона. Это была та часть, которая звучала безумно, и та часть, где она объясняла, что использовала несколько счастливых мгновений у тысяч людей и превратила те в магию, чтобы исцелить его разбитую душу.
— Я записала это для тебя, чтобы ты смог понять процесс, — на этих словах на его лице появилась улыбка, между ними вспыхнуло понимание. Эта искра казалась опасной. Как будто весь мир видел ее глазами дальтоника, и только его глаза видели весь цветовой спектр. — Ты был в ловушке, твоя душа была разорвана в клочья. Гарри видел ее часть, когда ты пытался убить его. Он рассказал мне, еще до моего возвращения, и однажды я вспомнила об этом. Тогда я поняла, что они уничтожат дневник. Так что я решила исцелить тебя до такой степени, чтобы ты смог пройти дальше. Я сделала ловушку для части твоей души из дневника — она задержалась бы в Комнате из-за твоей связи с основателями. И она была только половиной, уже полностью ушедшей. Но также это была самая большая часть из всех, возможно, которая стала бы якорем для остальных. Я поймала ее в ловушку, чтобы твою душу нашли другие части в будущем, если бы оказывались близко. Видишь ли, любая душа хочет исцеления. Но это заняло бы… о, кто знает. Возможно, целую тысячу лет. Но если сломанные части сойдутся вместе, то ты бы прошел дальше.
Гермиона остановилась, задумавшись о том дне, когда решила вернуть его. Она сидела на террасе и смотрела, как садится солнце, пила вино, и тоска по нему навалилась, как грозовая туча. За все эти годы были моменты, когда она смотрела на возлюбленных и желала чего-то большего. Моменты, когда она хотела написать ему, просто чтобы получить ответ. Моменты, когда кто-то соглашался с ее теорией, а не оспаривал. Каждую ночь и утро, лежа в одиночестве в постели или наедине с другим телом.
У нее всегда были свои установки, которые удерживали ее. Как ярость и ненависть к тому, кем он стал. А потом однажды этого оказалось недостаточно, и она просто захотела его.
Когда-то давно Гермиона Грейнджер была девушкой, которая хотела сделать что-то хорошее в этом мире. А потом она стала чем-то большим.
— Я просто ничего не могла с собой поделать, — продолжала она, вцепившись руками в подлокотники кресла, чтобы унять дрожь, хотя это не скрывало дрожи в ее голосе. — Я всегда удивлялась, почему мне этого мало. Достаточно, чтобы сделать несколько шагов в сторону от пути и выбрать лучший. Мне должно было этого хватить. И однажды я подумала… Я поняла, что у меня не было ни единого шанса. У тебя никогда не было шанса. Вот я и решила подарить тебе один такой. Может быть, этого недостаточно, чтобы сделать тебя хорошим человеком, но достаточно, чтобы сделать тебя лучше.
На долю секунды мир стал таким ярким, что повсюду был виден только свет, а затем в гневе закричал гром, и казалось, что мир расколется надвое. С моря налетел шторм.
— Мне было недостаточно, — сказал он, перекрывая звук дождя, стучащего снаружи по камню большого арочного проема.
В комнате звякнул колокольчик.
— Пойдем, надо поесть, — сказала Гермиона, поднимаясь со стула. — Думаю, для одной ночи достаточно.