— Лишь свежий воздух и любимая работа — вот и весь рецепт, Гарри.
Профессор сделал шаг вперед и, окинув меня презрительным взглядом, начал свой монолог:
— Вам, наверное, уже известно о недостойном поведении Поттера в Хогвартс-экспрессе. Не успел он и шагу ступить в школу, как уже стал зачинщиком конфликта со студентами моего факультета…
— Об этом мне известно, Северус, — спокойным, но слегка похолодевшим голосом. Он сел в кресло с высокой спинкой, стоящим у заваленного бумагами и странными приборами стола.
— Но и этого было мало. Сегодня он вновь был участником конфликта, обернувшегося двумя пострадавшими студентами. Я нахожу это неприемлемым, он весь в своего отца! Такой же…
— Достаточно, Северус, — он мягким движением ладони остановил распаляющегося профессора, в то время как я так же медленно закипал, но сдерживался изо всех сил, чтобы не поддать козлу ногой. Мышь летучая, чмо патлатое, козел кривоносый… Эпитеты продолжали сыпаться, а он тихим вибрирующим голосом перечислял мои мнимые прегрешения.
— Я выражаю тебе благодарность за проявленную инициативу, но далее я предпочту разобраться сам. Ступай, Северусс.
Несколько секунд профессор сверлил спокойное лицо директора взглядом, после чего, стегнув меня скрытой яростью и презрением, взмахнул полами черной мантии и, широко печатая шаг, удалился из кабинета.
— Он своеобразный человек, Гарри, не суди его строго, — я открыл рот, чтобы высказаться, но, подняв глаза вверх, начал тихо дышать, успокаивая нервы. Я не хочу показаться обиженным ребенком, у которого отобрали конфету хулиганы и которому не поверили родители, говоря, что он её съел.
— Присаживайся, может быть чаю?
Я кивнул и примостился на твердую поверхность стула для посетителей, подумав, что они все здесь такие. Только вот зачем? В гостиной мягкие, у директора мягкие, а в других местах твердые…
— Это чтобы не задерживались надолго. Иногда времени бывает так мало, в мои года и подавно, — он произнес это с тихим смехом и движением руки приманил заварник и две фарфоровые чаши светло-кремового оттенка с перламутровой глазурью, что до этого покоились на маленьком столике в дальней части помещения.
— Вы что, как и он мысли читать умеете?
— Не «он», Гарри. Это был профессор Снейп, как ты уже понял — и да, таким редким даром я, к сожалению, обладаю. Но все же не использую его слишком часто, да и не нужно это. Запомни, Гарри, все, что хочет сказать человек, он тебе скажет, не больше и не меньше, остальное знать иногда просто не нужно, а иногда и опасно. Это при том, что многие не любят такого к себе отношения, на пустом месте завести врага в сто крат легче, чем друга.
Намек из первой фразы я понял, да и, судя по руслу беседы, мне не слишком-то и влетит, а может и вовсе нет. Хотя кого я обманываю, все равно влетит рано или поздно.
Отпив терпкого эрл грея, я аккуратно поставил фарфоровый шедевр на блюдце и, покрутив головой, решил все объяснить.
— Директор, я понимаю, что все, что прозвучало, не выставит меня в лучшем свете. Мне это и не нужно, но я бы хотел прояснить ситуацию, — получив его кивок и внимательный взгляд, я решил говорить правду. Пусть он и не будет читать мысли, но все же правда всегда лучше лжи. Иногда правду принимают за ложь, но от того она не становится менее ценной.
— В поезде у меня было ужасное настроение, но я пытался сдерживаться, чтобы не портить его окружающим и не провоцировать конфликт. Но мне нанес визит молодой Малфой, начав затирать про друзей, чистоту крови и прочую хрень…
— Не выражайся, пожалуйста, — он сказал это на автомате и, сам это заметив, помахал ладонью с длинными тонкими пальцами, отпивая еще глоток чая, при этом лукаво мигая ярко-голубыми глазами с кажущимся танцем искорок, витающих в них.
— Извините. Так вот, я вежливо выпроводил его из купе, чтобы тут же услышать, как некий Маркус Флинт оскорбляет мою мать. Не уверен, что точно передам контекст, но что-то, связанное с грязной кровью.
— Это было неприличной ошибкой…
— Я сорвался, налетел на него и начал бить, выгоняя всю ярость. Всю злость и ненависть… — я продолжал говорить, не слушая профессора, все те кошмары, злость, ярость выплескивались бурным потоком слов, опустошая меня полностью. — Я хотел этого, но я не понимал, что не он виноват в её смерти. Просто сделал его виноватым. Ведь так легко перекинуть чужую вину на другого человека…
— Я понимаю тебя, Гарри. Все мы потеряли кого-то: дорогих людей, близких, друзей. Я не говорю, что их нужно забыть, потерять о них память и не вспоминать о них. Нет, нужно лишь отпустить и жить дальше.
Огненная птица курлыкнула над потолком и мягко приземлилась тяжелой периной на правое плечо, зарывшись мне в волосы клювом и дергая им же за волосы.
— Фоукс! Я тебя знаю… — на что я получил тихий переливчатый клекот и новый щипок за прядь волос.