Се ля ви… Такова жизнь

В этот же отрезок времени два раза окончил Кав. КУКС, два курса вечернего университета в Москве. Что я пришел в военно-учебное заведение из полевых войск, имел опыт командной и хозяйственной работы, давало мне много преимуществ перед командирами, не служившими в войсках. В 1938 году был назначен помощником командира 14-й кав. дивизии.

Пройдя прекрасную школу вузовской работы, мне было легко и интересно работать в частях. Зная до мелочей строевую службу, я имел методический опыт. И если мои бывшие ученики по вузовской работе и бывшие подчиненные в частях иногда пишут и говорят хорошо, то этим я обязан тому счастливому обстоятельству, что прошел такую разностороннюю школу.

В 1940 году меня, как и три десятка других общевойсковых командиров, послали учиться в Академию ВВС, но, не доучив, в мае 1941 года назначили командиром 9-й авиадесантной бригады, которую формировал в гор. Резекне Латвийской ССР. Не успел сделать ни одного прыжка, грянула война. Походным порядком вышел в Двинск, 24 июня занял оборону, а 26-го, не имея соседей, никем не управляемый, вступил в бой, а до этого через мои боевые порядки прошли в беспорядке тысячи людей, что, естественно, отражалось на моральном состоянии моих десантников. Сведений об обстановке никаких, прошедший накануне штаб Фронта об обстановке пытался у меня осведомиться. Связи ни с кем никакой, пытались формировать из бегущих, но ничего не получилось, будучи деморализованными, только мешали и деморализовывали моих людей. Вот в этих условиях полтора суток держали Двинск, держали бы и больше, но бронебойных снарядов не было ни одного. Противник обошел мои фланги и вышел на мои тылы. Семь суток от Двинска до Резекне, задерживаясь на отдельных рубежах, дрались. Начальников за это время у меня перебывало множество: и начальник пехоты, и начальник бронетанковых войск округа. Все они старше меня чинами и все командовали. Задачу поставит, штабов у них нет, связи нет, обстановки никто не знает, в самый крутой момент моих начальников нет. И вот в такой сутолоке, западнее шесть километров Резекне продержался, а противник занял Резекне и все дороги в различных направлениях, и я со штабом и остатками бригады остался в тылу. С 4 по 27 июля ходил по тылам врага. Все попытки связаться с кем-либо ничего не дали. Никем не управляемые, били немцев ночью в лесах. Снабжение – местные ресурсы. Зажиточные латыши нас предавали, из-за этого беспечные командиры и бойцы гибли. Так погиб почти весь Особый отдел. Начальник штаба бригады и с ними люди.

В районе Великие Луки, станция Великополье вышли к своим. Нашел свой штаб 5 корпуса уже в районе ст. Бологое в начале августа. Туг я с начала войны увидел корпус, который пополнялся, формировался. Тут же и была спасаемая командиром корпуса 101-я бригада, но тоже потрепанная, хотя боев особых и не вела. Оказывается, я уже был отстранен командиром корпуса и проклят как предатель вместе с моим штабом и комиссаром. Прокуратура две недели вела следствие и пришла к другому выводу, а командующий Северо-Западным фронтом, ознакомившись с делом, приказал восстановить в должности и дело прекратить.

Таковы были горькие уроки начала войны. За это время я убедился, что немцы трусы без танков, что их бить и побить можно, не так они страшны, как казались на первых порах. А бродя по тылам – видел, как уже загоралась в народе месть. Сколько патриотизма проявляли дети, старики, особенно старые солдаты, служа у нас то проводниками, то разведчиками. А сколько горьких упреков мы слышали от наших людей, и особенно от тех же старых солдат.

В начале сентября вызвали меня в Москву, а 13-го я уже ехал в Новосибирск формировать 75-ю кав. дивизию. Кто-то придумал штаты легкой, рейдовой дивизии. Ни артиллерии, ни обоза, ни кухонь, ни автотранспорта. Проводной связи также не полагалось, а раций нам никто не давал. Но, имея уже опыт, зная, что нужно на войне, обратились в обком, а тот мобилизовал народ, и нам дали и автотранспорт, и кухни, и даже в примитивных мастерских, по нашим образцам, стали делать кое-какое оружие.

Восьмого ноября дивизия грузилась, формируясь и обучаясь всего полтора месяца. Удивляюсь даже сейчас, как и когда бралось время. За полтора месяца мы провели столько различных учений, занятий, больше, чем теперь за полгода, хотя программ и планов мы не получали, сами их составляли. Люди были прекрасные, в возрасте от 25 до 40 лет. Рвались скорее по-сибирски подраться. Сила, ярость у них была, но не хватало «мелочи» – оружия у нас почти не было.