Се ля ви… Такова жизнь

Выгружались в двадцатых числах ноября в Рязани, каждый эшелон бомбился, но потери были незначительны. И мы воспользовались этим, чтобы доказать, что бомбежка не так уж страшна, страшна паника. Явился к своему командарму 10 генералу т. Голикову. Первый вопрос, как с оружием. Доложил – два орудия, шесть станковых пулеметов, 19 ручных, одна треть винтовок и десятка три автоматов. Вот и все наше вооружение. Пятого декабря началось наступление, сибиряки рвались драться, а не с чем. Наконец командующий согласился, предварительно поставил условие – вооружиться чужим и своим оружием, собирая его на полях боев. Бросились собирать и через три дня получили задачу: обгоняя свою пехоту, охраняя стык с соседним слева Юго-Западным фронтом, гнать противника на запад. Из горького опыта первых дней войны я знал, что противника надо бить ночью, обходить фланги и выходить на тылы. Этому быстро научились мои командиры всех степеней, и поэтому мы, почти без особого сопротивления и не имея больших потерь, вышли к Плавску.

К этому времени уже хорошо вооружились главным образом за счет трофеев. Фуража никакого, это крепко мешало делу, начался отход конского состава. Самое главное, не было средств связи. Командарм приказал установить старый казачий способ – летучую почту, это помогло, но не надолго. Оторвались далеко, глубокий снег, большой расход людей и медленно. Попытались с ходу взять Плавск, но не удалось, крепко засел немец. Подошла пехота, и еще два дня дрались. А мы по приказу Командарма спустились южнее километров 18, и тоже днем не удалось, главным образом, потому, что не умели вести разведку вообще, а минных полей – в особенности. Все-таки ночью прорвали, перерезали дорогу Плавск – Горбачев у Молочных двориков и вышли плавской группе немцев на тылы, и как водится – он побежал.

Во время преследования я был тяжело ранен. Со слезами расстался со своими вояками – сибиряками. Была стужа – январь, госпиталей никаких близко не было. Восемнадцать часов везли до Тулы, простудили, и с перебитым бедром и гнойным плевритом я пролежал в госпитале в Москве семь месяцев. Спасла вера в жизнь и, на мое счастье, хорошие лекари, наши беззаветные медики от профессора Герцен П.А. и до дежурной няни.

В июле 1942 года выписался из госпиталя, ходил с костылями, но уже хотелось что-либо делать. Но, видимо, учитывая мое состояние, генерал-инспектор кавалерии Ока Иванович Городовиков еще с месяц меня промариновал. Предлагали работать в штабе кавалерии, но меня тянуло снова в строй. И тогда послали в Среднюю Азию командиром 97-й кав. дивизии. Что это за дивизия, я не знал. Разъяснил мне командующий войсками округа генерал Курбаткин, когда я ему представился: «Дивизия добровольческая – Туркменская. Три раза по пути на фронт наполовину разбегалась. За год сменилось четыре командира. Надо бы ее разбавить обстрелянным составом, но у нас нет людей. Начни с поверки боевой подготовки, и материал с толковым офицером пришли мне через две недели».

Вот почти дословный разговор командующего. Сразу же создал комиссию по поверке, а сам наблюдал. Результаты, конечно, безутешные. Оно и понятно, офицерский состав подбирался местными властями из запаса, без какой-либо подготовки, а уж о младшем комсоставе и говорить нечего. Руководить учебой и учить было некому. Была семейственность, все из одного села, неделями жили дома, и никто ни с кого не спрашивал. Узнал, что в городе девять госпиталей, будучи начальником гарнизона, собрал начальников этих учреждений и приказал без меня всех выздоравливающих никуда не направлять. Сам со своими врачами ходил отбирать людей и за месяц набрал нужных мне офицеров человек 20, рядового и сержантского состава до 40%. Так удалось мне влить в дивизию обстрелянный состав и заменить почти весь младший комсостав.

Изучил национальные особенности туркменского народа, историю, традиции, с помощью правительства и ЦК Туркмении научили этому и офицерский состав и повели воспитательную работу. Дезертирство прекратилось, и учеба пошла толком и напряженно.

В ноябре дивизия из Сталинабада через Туркмению, на Красноводск, Баку, Кизляр шла на Сталинградский фронт. В пути мы потеряли по разным причинам 33 человека всего. Впоследствии в составе 4-го, а потом 7-го корпуса дрались не хуже других. В январе дивизия была расформирована и влита в 4-й кавкорпус генерала Шапкина, а я был назначен командиром 61-й кавдивизии этого же корпуса. Сталинградская битва кончилась, и корпус встал на отдых.

В конце февраля корпусу была поставлена задача выйти на Миус. Но, не получая фуража и продовольствия, так как тылы остались за Доном, а база – в Котельниковово, корпус задачи не выполнил. Туг мы научились только маршировать и переправляться по льду и без льда через Дон и Донец. В марте корпус передали из Южного фронта в Юго-Западный, и мы пошли в район Беловодск, где по реке Айдар заняли оборону.