Торкель предполагал, что они вовсе не уникальны. Это наверняка относилось к большинству групп.
Примерно час назад их официально отпустили в отпуск. После того, как Торкель передал прокурору все материалы завершенного предварительного следствия. И теперь они праздновали на открытой террасе ресторана «Мун кейк», всего в нескольких сотнях метров от Управления полиции. Заказали разные виды закусок на всех. Для желающих — пиво. Для Урсулы — вино.
Пресса буквально сошла с ума после событий в «Вотерфронте». Убийца-застекольщик, министры, крупные предприниматели, машина с бомбой в заливе Риддарфьерден, среди туристов. Это напоминало основательный многодневный ливень посреди летней новостной засухи.
Существовал такой большой выбор углов зрения, что истинный мотив довольно быстро отошел на задний план. В течение последовавших за происшествием двух недель Лагергрену уделялось все меньше места, и посеянное его предыдущими действиями зерно для дебатов уже больше никого, похоже, не интересовало, поскольку в результате «Вотерфронта» его объявили террористом, а даже самый свободомыслящий участник дебатов не хотел защищать идеи, приведшие к террору.
Лагергрена арестовали сразу после событий вокруг мероприятия Управления связи и телекоммуникаций, и, возможно, он сам понял, что неудавшееся преступление сделает его более известным, но симпатизировать ему станет труднее, поскольку он стал признавать преступление за преступлением, с длинными объяснениями, почему ему приходилось действовать и как важно, чтобы кто-нибудь оказал сопротивление одурманиванию.
Он инициировал крестовый поход против идиотизма.
Он знал, что ничего из сказанного им до прессы не дойдет, поэтому казалось, будто он в основном тренируется перед предстоящим судебным процессом, который, как он неоднократно повторял, его адвокат не позволит проводить за закрытыми дверьми. Что из этого получится, они узнают в августе, когда начнется процесс. Торкель ни на секунду не сомневался в том, что Давиду Лагергрену дадут пожизненный срок и что в его случае именно так оно и будет.
Когда их работа приносила результат, это всегда вызывало удовлетворение, но самым лучшим было все-таки то, что вернулась Ванья. После «Вотерфронта» она два дня не показывалась, но потом появилась в офисе и спросила, не может ли она помочь.
Проследить за тем, чтобы к прокурору попал весь материал. Чтобы они ничего не упустили, чтобы Лагергрену вынесли обвинительный приговор.
Просто-напросто завершить.
Сейчас Торкель покосился на нее. Уже слегка загорела, желтая майка, белые шорты, солнцезащитные очки, улыбается Билли с бокалом пива в руке. Как приятно, что она вернулась.
Он наклонился вперед, взял со стола вилку и постучал по одному из стоявших перед Билли пустых пивных бокалов. Он слегка откашлялся, но вставать не стал. Остальные замолчали и посмотрели на него с веселым ожиданием. Он понимал их, обычно он речей не произносил.
— Я только хотел сказать, как мне приятно сидеть здесь с вами, — начал он. — В полном составе, — продолжил он, тепло взглянув на Ванью. — Я хочу лишь сказать, что мы хорошо поработали. Теперь воспользуйтесь небольшим заслуженным отпуском, поскольку я надеюсь, что пройдет несколько недель, прежде чем мы увидимся снова.
После разрозненных возгласов «ура!» и «приятного лета!» Торкель поставил свой бокал и встал. Билли поднял солнцезащитные очки на лоб и посмотрел на него вопросительно.
— Ты уже уходишь?
— Да, мне надо домой, собрать кое-какие вещи, я завтра рано утром уезжаю. Если что, буду доступен по мобильному.
— Куда ты едешь? — поинтересовалась Ванья.
— Сначала в Ульрисехамн, а там посмотрим.
Когда речь зашла о ближайших днях, он не смог сдержать маленькой довольной улыбки. Урсула выпила глоток вина. Поставила пустой бокал на стол. Торкель это отметил.
— Оставайтесь сколько захотите, заказывайте что угодно я договорился о том, что счет перешлют мне.
Он развернулся и пошел обратно к Управлению и своей машине. Легким шагом. Удаляясь от коллег, направляясь к Лисе-Лотте.
— Торкель!
Он остановился, обернулся и увидел, что за ним почти бегом устремилась Ванья.
— В чем дело?
Ванья догнала его и остановилась. Взгляд опущен на ноги в босоножках. Торкелю показалось, что он видит, как она прикусила губу. Что бы она ни собиралась сказать, давалось ей это явно нелегко.
— Я не знала, стоит ли… — начала она, запнулась и посмотрела на него. — Но лучше, чтобы ты знал.
— Знал что? — спросил он, уже почувствовав маленький холодный комок в груди.
— После лета я не собираюсь работать в Госкомиссии.
Она произнесла то, что ему никак не хотелось услышать. Ему так многое хотелось сказать в ответ — протестовать, уговаривать.
— Нет, ты не можешь… — только и удалось выдавить ему.
— Я должна.
— Он не вернется. Себастиан не вернется.
— Дело не в этом, ты знаешь, как я люблю работать с тобой, но мне необходимо сломать этот свой стереотип. Делать что-то новое.
— Ты лучшая из тех, кто у меня есть.
— Я собираюсь продолжать работу в полиции, мне только нужно найти другой отдел.