— Мать моя! Мать Сыра Земля! Услышь своего сына Змея Огненного Волха и откликнись! — и рокот евойного мелодичного да единожды мощного гласа наполнил, верно, усё поселение Журушка. А древо дуба нежданно вздохнуло. Листва, ветви да и сам ствол дрожмя задрожали, насыщаясь божественной силой. Полноваты уста набрякли, точно напитавшись жизтью, глаза зекрые полыхнули нежданно каплями слёз, оные выкатились из них, и, скользнув по щекам впали на оземь. Древовидно лико усё зараз затрепыхалось и приотворившийся роть прокалякал, чистым звонким голоском:
— Сынка мой Волхушка, я мати твова Богиня Сыра Землица туто-ва.
Пошто взывал ты ко мене? Али у беду попал, али кто огорчил тобе, дитятко моё ненаглядно. Огненный Волх вельми ласковенько провёл дланью по лбу Богини и вопустилси пред ней на одно колено. И сей миг усе, те кто заполонил поселение друдов, также приклонили свои головы и колени пред единождой для усех них обчьей Матушки.
— Мать моя Сыра Земля, — произнёс Асур и перста его долгие и дюжие коснулись губ Богини, — глянь-ка очами своими земными на нас детей твоих. На всех нас от самого малого лепестка цветочного, от крошечной, дикой пчёлки, летящей над полосой зелёных трав, до того самого кто вырвался из тебя ярым, ражим воином. Взываю к тебе я — Змей Огненный Волх, одной с тобой плоти и крови, призови в рать отрока Борила, своих детушек народ величаемый друды. Тех, кто исстари почитают тебя прародительницей, воздают тебе от труда своего и токмо бескровные дары. Этот народ… род… племя умеющее защищать свое поселение, жён и деток. Пущай отряжаются они в бероские земли сообща с нами, единой ратью каковой могли бы мы все… все дети твои… все от тонкой былинки трепещущей на ветру, до крепкого мамая отстоять наши жизни, Добро, Правду, Бел Свет и тебя наша Мать и Богиня! Борюша стоючи сувсем сторонь от дерева видал аки затрепетали ужотко точно не деревянны, а живеньки полноваты губы Богини, видел аки из зекрых её очей, схожих со речными водами, побегли удол тонешенькими струйками слёзы. Они потекли по ейным щёкам, коснулись уголков рта и на миг будто замешкались об ветоньку и жёлудь выросший у одной сторонице, одначе достигнувши покатого подбородка, сорвались с евойного краю и впали прозрачными, напоминающими остры стрелы, перьями у землюшку. Напитавши той сыростью и болью оземь, поросшу едва заметной короткой травонькой пробивающейся с под, принесённой сюдыличи, сухой хвои да опавшей бурой листвы. Асур нежно провёл пальцами по нижней губе лица Богини, смахнув оттедась задержавшиеся слёзинки, а посем убрал руку прочь.
— Слышу, дитятко моё, слышу!.. Як стонеть люд бероский… — надрывно пробалякала Мать Сыра Земля и лоб её доселе залащенный нахмурилси, прорезалси глубокими морщинами, васнь то вострым топором порубили его, и сей сиг и уся остальна кора порыпалась, потрескалась от у тех горестных слёз и слов, и ужось на мальчика глазела не младая раскрасавица бабёнка, а измученная жизтью и страданиями старушка. Богиня маненько немотствовала, а засим продолжила, и голос ейный ноне паче не был звонким, да чистым, а словно впитал у собе хрипотцу да осип от перьжитого. — Слышу аки горять их грады и деревеньки… аки рюмять бабёнки и ребятушки, над павшими муженьками! Слышу аки востры клинки мячей ратников ня могуть сберечь жизти свои и сродников! Слышу! — верезгливо прокликала вона на усё поселение, а може и на увесь бор. — Подите! Подите дитятки мои, усе…усе вы— друды, полканы, духи, мамаи, звери, Асуры у помочь беросам! Поспешайте! молю вас… ступайте бегло, ибо коротко времечко… коротко! отпущенное на вызволение моих ребяточек, ваших жизтей и жизтей ваших братушек! Богиня нанова гикнула последни словечки и враз дохнуло, на зажавшего от ужаса роть дланью, Бореньку сладким духом сырой землицы, перьбродившего мёда, степного сухостоя и цветов. Лицо Мать Сыра Земли резко дрыгнуло, из очей ейных перьстали струитьси слёзы, и оно нежданно прынялось покрыватьси корой. Казалось та кора наползала с боков, свёрху, снизу, точно с под земли, и захватывала уполон посечённое морщинами лико, поедая подбородок, лоб, обе щёки.