Медленно, шоб не вспужать кочумарищего зверька, вон вынул оттудась киндяк и развертав его, скатил с вечи на землю покрытую хвойной полстиной Ёжа. Зверёк сей миг, лишь его востры колюки коснулись опавшей хвои перьмешанной с тончайшими ветоньками, будто почуяв родны места, разверталси и громко запыхтел…порскнул, може прощаясь с отроком. «Цок…цок…цок…», — раздалось у ночи, то Подкустовники издали оклик похожий на трель клеста и у то ж мгновеньице прямо под ногами Ёжа хвоя раздалась у разны стороны, да тот провалилси у появившуюся дыру, ищё немножечко и земля заново сползлась, точно никадысь и не было у эвонтом месте выручающего да такового умного зверька.
— Прощай Борил! Доброй торенки тобе и твоей рати! И победы! — разом дохнули духи. И чичас же Подкустовники взмахнули хвоинками-главами, вскинули у выспрь сучковаты, коротки ручонки, под ногами их, як и под Ёжом, резко раздалась хвоя и прикрытая ею оземь. Духи молниеносно свалились у эвонту саму рытвину, а кады земля и хвоя сошлись, то на том месте идеже тока, шо Подкустовники находились, осталась лёжать водна веточка хвои с махоньким таким зекающим зелёненьким глазком.
Мальчишечка протянул перст и тронул тот глазик, напоминающий жёлто-ядрёную каплю живицы. А капля нежданно застрекотала, как светлячок и дарёный ему Кострубонькой ванов червячок, да встрепенувшись, взлетела увыспрь, перьливаясь зекрым и смаглым светом заскользив у ночи. Малец ащё чуток следил очами за порханием жучка, посем потерял его из виду, точно тот не улятел, а потух, погас у эвонтой черноте. И як токмо светлячок упорхнул мальчик вуслыхал позадь собе, васнь мышиный писк, таковой писклявый и единожды недовольный, али сёрдитый голосок:
— Так чё киндяк возвярнёшь або як? Чавось зенки выпучил….
Глядишь тутась… сызнова туды-сюды очами водишь, ничавось не узыркаешь так-то. Киндяк прибрал, воротить не хошь… Оно и сице ясно, вельми ладненький киндячок. Вэнтов расхорошенький, расчудесненький киндячок, сразу видно аки у торенке вам пособил, вона рубашонка с обновки да и штанцы ничавось таки ладные…нешто его захочетси хозяину возвярнуть… Обаче так-таки поживилси малёха, я втак кумекаю, и возвярни… возвярни тому у кого брал… А то знашь, оно дух могёть и осерчать… тады опосля ничавось у дар и не дадуть… Оно и так бываеть… да и не раз… у так було. «Боли-Бошка!»— немедля вызнав по голосу духа, додумкал про собе Борила и воглянулси. То и прямь был дух леса, охраняющий ягодны места. Он поместилси чуток поодаль от расстеляного на землице-матушке охабне, маненький, худющий старичок, вроде як измождённый гладом со здоровенной таковой главой, да долгими до оземи искарёженно-тоненькими ручками и ножками, едва заметно трясущимися. На немножечко вытянутой главе торчали прямёхонько из макушки две короткие ребристые веточки бруснички сверху на оных устроились зелёны листочки, да несколько рдяных ягодок. Махонькие сизе-синие глазёнки ноне зыркали на мальчонку не стокмо печально, скокмо обидчиво, будто Боренька второго дня обобрав несчастного духа, снял со него усю одежонку ладну да чиненну, а воротил эвонтов донельзя оборванный зипун без вороту, токмо сберёгший на отделанных швах почитай ярко-рдяные снуры.
— Здрав будя Боли-Бошка, — приветствовал духа мальчик и не подымаясь на ноги, повертавшись, протянул тому навстречу усё ищё бывший во руках киндяк не мнее чем зипун дырявый да истрёпанный.
— Буду…буду… — негодующе пробурчал Боли-Бошка принимаючи одёжу. Дух встряхнул киндячок и всмотрелси у его разорванны места да покачавши головёшкой сице чё бруснички удерживаемые на веточках на евойной макушке затряслись туды-сюды, морг опосля прокалякал:
— Он… дотоль то… киндячок мой выглядел луче и не бул таким дырявым.
— Як энто не бул? — ухмыльнувшись, поспрашал мальчуган. — Он таковым засегда и был. Ты чаво ж думкаешь Боли-Бошка его окромя тобе ктой-то мог прымирять да носить? Боли-Бошка немотствовал немножко, усё ащё при ентом зарясь на киндяк, а посем прынявшись натягивать его на собе, прямо на зипун, медленно вставляючи одну да другу руку у останки рукавов, отметил:
— Вже то мене не ведомо, носил кто… прымирял… А вот то чё многось от него запрашивали вестимо, посему то усё полотно его и покрылось дырищами, аки решето ставши.
— Фр! — громко порскнул отрок от той наглой реченьки духа, и качнулси из стороны у сторону, жёлаючи разобрать у витающем мраке, не потешаетьси ль над ним тот. — Знашь Боли-Бошка эт… он твой дар-то у таки вечи творил, чё их не то шоб надёвывать… их на тряпицы и не порвёшь. Оно аки окромя дыр там ничавось и не було.
— А ты, судя по сему, жаждал абы он тобе ладно одеяние варганил? — Боли-Бошка ужось надел киндяк, и оправивши его лоскутны полы к долу, зыркнув на мальца, захихикал. — Судя по сему жаждал ты обновочку приобресть… да-к?
— Ну, може не обновочку, — ответствовал Боренька, не сводя взору с колыхающихся над главой духа брусничных ягод и помахивающих листочков. — А усё ж не таку рвань.