Secretum

В свете того, что я прочитал вчера вечером в письмах Мелани и мадам коннетабль, эта сцена больше не представляла для меня загадки. Три кардинала должны были представить Его Святейшеству Иннокентию XII свои соображения насчет Испанского наследства, чтобы Папа смог наилучшим образом ответить на прошение короля Испании Карла II. Трем высокопреосвященствам необходимо было выработать одно мнение, что являлось актом чрезвычайной политической важности перед грядущим конклавом, который мог означать для них удачу или поражение. И Спинола явно не во всем соглашался с двумя другими прелатами.

Я понаблюдал за Атто: он с жадным интересом следил за встречей кардиналов. Он был обеспокоен, и я знал почему. Ведь всего пару дней назад мы узнали от Угонио, что у Албани были общие интересы с императорским послом – графом Ламбергом. Спада являлся государственным секретарем неаполитанского Папы, дружески относящегося к Испании. Спинола стоял на стороне империи, как я узнал из последнего письма аббата. Так что никто из них не представлял интересов Франции. Естественно, это не могло понравиться Атто. Но Ламберг и Албани еще и завладели его трактатом о тайнах конклавов, который, вероятно, хотели использовать против Атто.

– Ну и что нам делать? – спросил я.

– Бесполезно даже пытаться подобраться к ним, так как у ворот нас сразу же обнаружат караульные.

– Так что?

– Я сдаюсь: праздник на вилле Спада подходит к концу, и утром все гости начнут разъезжаться. Мы никогда не узнаем, о чем тайком шептались эти трое.

Хладнокровие, с каким ответил мне Атто, подтвердило мои опасения. Но я ожидал это: совещание, совет кардиналов, наследование престола… Нет, за его присутствием на вилле Спада стояло совсем другое: любовная миссия, которую ему поручил его христианнейшее величество. Он должен был уговорить Марию Манчини встретиться с королем.

– Давай-ка последний раз взглянем на картину, – наконец сказал он. – Хотя я уже не питаю никаких надежд на то, что мы узнаем что-то новое. После этого пойдем спросим Бюва, нашел ли он твою Клоридию.

Мы спустились на террасу по небольшой железной лестнице и уже хотели идти по служебной лестнице на третий этаж, когда услышали голос:

Кто мнит себя умней и краше
Всех остальных, кому не лень,
Как одержимому, весь день
Глядеться в зеркало, себя
В зеркальном облике любя,
Но, видя рожу двойника,
Не признавать в ней дурака!

Это, несомненно, был голос Альбикастро, но немного приглушенный. Он доносился из домика в конце террасы.

– Опять этот сумасшедший голландец, – пожаловался Мелани. – Скрипки, видите ли, ему мало: теперь он принял на вооружение этого проклятого Себастьяна Бранта, Но что делает там Альбикастро, как ему удалось попасть внутрь? – злобно спросил он.

Странно, ведь если бы он тоже пришел по террасе, то мы Должны были его заметить, – сказал я, размышляя вслух.

– А ну его к черту, – обронил Атто, открывая дверь, ведущую в домик, – ее мы до сих пор не замечали.

И тут это произошло.

* * *

Домик был пуст. Альбикастро тут не оказалось. Как ни странно, здесь было очень мало света. Он проникал через два окна в торце дома, выходящего на собор Святого Петра. Оконные стекла где были покрыты копотью, отчего, как я предполагаю, движения людей казались искаженными. Помещение имело правильную прямоугольную форму с двумя колоннами в центре, которые верное, и подпирали террасу. Мы с Атто стояли рядом, и это бы единственным утешением в столь странном месте. Затем мы снова услышали голландца:

Но к зеркалам и тех влечет,
Кому глядеть в них не расчет,
Кто стал бараном глупым, тот
Советов мудрых не поймет,
Теперь по естеству он глуп, —
Чин дурака барану люб.

Это был какой-то бестелесный голос, не имевший источника. Разумеется, чтение стихов – одна из обычных глупостей Альбикастро, но они звучали так, словно для того чтобы долететь до нас, им пришлось пройти через какое-то другое, чужое нам измерение, где все звуки опустошались и теряли свои свойства. Как мне казалось, это был голос духа Альбикастро и шел он откуда-то слева.

Мы повернулись налево и увидели его, вернее, их. Они смотрели на нас. Какой ужасный комизм в этом уточнении, подумал я в безумном порыве веселья, рассматривая смотревшее на нас сдвоенное создание. После призрачного и бестелесного голоса Альбикастро тетракион показался нам теперь очень материальным, живым созданием.