Седая целительница

Лагерь отдыхал после тяжёлого дня. Большинство мужчин уже поели, поэтому отдыхали у костра, тихо о чем-то беседуя.

Увидев нас, они здоровались, спрашивали, как дела, а кто помоложе даже пытался шутить, но не больше.

Воевода наш был суров на подобные шутки, а ратник его, дядя Филимон, и вовсе зорко следил и бдил, чтобы никто не покушался на наши невинные души. Пообещав солдатам посадить на кол любого, кто хоть надумает хотельки свои нам предъявить. И ведь за два лета никто не полез. По крайней мере ко мне.

— Ммм, девки, кажись, мясо… — блаженно закатила глаза Тамина, и мы дружно принюхались. И вправду пахнет местным бульенном.

— Вот и мои красавицы пришли. Давайте, пока всё не остыло.

Усатый дядя-повар разлил нам по щедрому черпаку в деревянной миске супчика с мяском и дал по свежей лепешке. Усевшись на поваленное дерево, мы принялись кушать.

Я же, как всегда, между Наталкой и Стешей.

Ели мы молча.

Потом сполоснулись у пруда и так же молча спрятались в своём шатре, падая с ног на шкуры, чтобы уснуть. И забыться на миг, вспомнить о маме и беззаботном детстве.

Мне снился странный сон, неведомый ранее.

Я гуляла по зимнему лесу, почему-то босая, в одной белой сорочке. И будто что-то звало меня вперёд. Убрала широкие ветви ели, что преградили мне путь. А там волки.

Много волков, белых волков.

Кружат на поляне, усыпанной снегом, и будто играются. Все вокруг одной женщины. Красивая, с белыми волосами до самой земли. А на макушке венок из еловых веточек, замершей рябины и крупных снежинок. На ней длинная шубка, серебристая, как сама луна.

И зверей отчего-то она не боится, а они к ней, словно щенки, ластятся, ласку выпрашивают.

Я, как зачарованная, вперёд шагнула, подойти к ней ближе, почувствовать ту же ласку, украсть хотя бы немножко тепла.

Снег под голой ступнёй предательски хрустнул, и волки мигом развернули огромные морды ко мне, оскалились кровожадно и приняли позу защитников. Страх сковал сердце. И я так и замерла на месте, ощущая, как смерть дышит в спину.

Но мягкий смех, словно перелив колокольчиков, привлек моё внимание.

— Тише вы, лохматые, разве можно не узнать свою кровь?

Пожурила она их, и волки виновато прижали уши к голове и начали скулить, умоляя о прощении.

Протянув мне руку, женщина поманила меня к себе.

Она так открыто улыбалась и была рада мне, что я смело сделала шаг вперёд, потом ещё один. Ещё и ещё. Уже не боясь огромных зверей.

Ведь она меня защитит. А они её боятся.

Заглядывая в красивые серые глаза женщины, я держалась за них, как за маяк. Но внезапно её глаза округлились от испуга, женщина ринулась ко мне и закричала:

— Снежка, берегись!!!

Снег вокруг меня резко растаял, превратился в темную мутную воду. Я как будто тонула в тёмной воде.

Глава 3

— Снежка, берегись!

Я вырвалась из сна, как из-под толщи воды. Жадно вдыхая воздух и судорожно сжав покрывало пальцами. Холодный пот скатился по позвоночнику вниз.

Странное видение. Очень странное. И, сдается мне, не к добру. С трудом усмирив бьющееся испуганной птичкой сердечко в груди, аккуратно прилегла обратно на лежанку из сушенного сена, прикрытой шкурой оленя. Но сон сбежал от меня, и, ворочаясь то на одном боку, то на другом, я все думала.

Вспомнилась матушка. Давно от нее писем не было. Я знала, что после того, как меня забрали, мать не смогла остаться в нашем селенье. Собрала узелок и по моим следам. Обмениваясь письмами, матушка старалась поближе ко мне перебраться. Да только кто ее пустит-то?

В последний раз, когда я получила от нее весточку, она осела на берегу Солянки. Пошла швеей к местному торговцу одежкой. Она у меня редкостная мастерица. И кружева плетет, и вяжет, и шьет. А какие платочки вышивает! Загляденье!

Скучаю я по ней до боли в груди. Она ведь душа моя. Мой оплот, защита, спокойствие и счастье.

Иногда так тоска берет, что впору выть волчицей. Единственное утешение — редкие весточки.

Окончательно убедившись, что сон меня оставил, я аккуратно покинула свое спальное место. Мы обычно спали в одежде. Осень уже пришла, днем еще ничего, а вот ночью холодина.

Так что, накинув поверх шерстяного серого платья плотный платок, пошла к лазарету. Кто там на стороже стоит? Кажись, Стешка.

Подменю. А то все устали, спать хотят. Молва среди солдат ходит, что скоро в наступление пойдем. Там не то что сон, полчаса вздремнуть около раненого и то за счастье считай!

Тихонько вышла из шатра и прикрыла за собой вход. Ночь отпустила темную шаль, так что едва ли можно рассмотреть костры и одиноких воинов, что патрулировали лагерь.

Поежилась. Холодно.

Уже собралась пойти в сторону большого южного шатра к Стешке, как из телеги с сеном для лошадей выскочил крайне обеспокоенный ратник — Платон.

— О, Снежинка! Хорошо, что я тебя встретил! А то я к вам шел! Давай, милая, быстрее! Раненого надо подлатать… Давай…

Подхватив меня за руку, грузный мужчина потащил меня к шатру воеводы. Едва ли я успевала за его широкими шагами.

— Постой, дядь Платон. Кого ранили-то? Неужто самого воеводу? Дядя Платон?

Возле прочного шатра из темной плотной кожи лесного зубра ошивались незнакомые мне воины.