Седло для дракона

– Н-ничего! – выпаливает Мокша.

Митяй не расспрашивает. Он только что вернулся из нырка. Уставший, с синими подковами под запавшими глазами, он ставит Ширяя в денник. Мокша стоит с ним рядом. Никогда прежде он не видел Митяя таким измученным. Несмотря на это, Митяй наполнен внутренним счастьем, точно соты медовые за щекой держит.

– Подставь ладонь! – требует вдруг Митяй.

Мокша послушно подставляет ладонь.

– Одной мало! Давай две!

Мокша подставляет и другую руку тоже. Митяй переворачивает сумку. В ладони щедро просыпаются блестящие фигурки. Их множество. Они теплые, и в них живет еще жар горна. Птицы с женскими головами, кентавры, русалки, коротконогие, смешные в своей картинной грозности львы.

– Вот! – говорит Митяй. – Работа была ого-го – сам не верю, что закончил! Если б Мещеря Губастый не помог кузню наладить, ни за что бы не справился. А уж как через болото проносить было… Сам там едва не остался!

– А те… другие, из маленького самородка? Тоже отлил? – с волнением произносит Мокша.

Митяй становится серьезным.

– Уникумы? Они еще на двушке… Страшновато мне их нести! По одному буду, – отвечает он.

– Почему те по одному, а эти сразу?

– Эти послабее. А с теми не все так просто. Болото кипит как бешеное. Паутиной весь тоннель обвит, жуть всякая мерещится. И по одному-то едва протащить рискну. Очень уж они болоту нужны.

– Зачем? – жадно спрашивает Мокша.

– Нужны, – повторяет Митяй. – Ну, отдавай фигурки! Пойду Титу Михайлову покажу и всем нашим!

Митяй забирает фигурки и уходит, унося с собой свое выстраданное счастье. Мокша смотрит ему вслед. Его грызет зависть. Никогда он не станет таким же, как Митяй. Митяй не человек уже, а сплошной самоотверженный порыв, и оттого его жизнь бронзовеет на глазах, становясь памятником. Хотя сам Митяй едва ли это понимает, а если бы понял, памятник в мгновение ока разрушился бы.

Нет, он, Мокша, другой! Ношу Митяя ему не поднять, так далеко, как Митяй, не нырнуть. Значит, его единственный путь хоть как-то сравняться с Митяем – эль. А элю нужен жеребенок. Если ему отказать, то все дары исчезнут и новых уже не будет. В душе Мокши, уже частично слившейся с элем, возникнут пустоты, которые заполнит боль. Он, Мокша, станет страдать, а рядом будет ходить Митяй, и в нем Мокша будет постоянно ощущать то затаенное самодостаточное счастье, которое его так бесит.

– Титу Михайлову показать? – повторяет Мокша словно с угрозой. – Что ж… показывай… Дело хорошее!