Седьмая беда атамана

Сердце сжалось в предчувствии непоправимого. А думал Иван все о том же Миргене, которому он не очень-то верил: как тот легко остался с Соловьевым, так же легко и покинет его. Но покинуть — это одно, а предать — совсем иное. Вот Гришка Носков ни за что не предал бы, потому как замешан он с Иваном на одних дрожжах, вместе страдали от холода и голода в окопах на германском фронте, не раз ошалело бросались в конные и пешие атаки. Но Гришка никогда не пойдет с Иваном, Гришка теперь в первых станичных активистах, продразверстку, гад, по дворам собирает, вокруг комиссаров вьется.

На окраине деревни чуть приметно вспыхнуло желтым и тут же погасло окно. Иван невольно вздрогнул. Это было рядом, совсем недалеко от него, короткий всплеск света заставил насторожиться и отъехать подалее, где, прильнув щекой к гладкой конской шее, затаился Иван. Затем сменил и это место: направил Гнедка в еле приметный просвет между кустами крапивы. Тропка вывела, как и ожидал он, на самый край назьмов, открылся ровный, хорошо просматривавшийся участок степи вплоть до реки. Здесь Иван, оглядевшись, почувствовал себя увереннее.

Минуты вынужденного ожидании показались ему длинными. Но вот совсем обыденно в полночной тиши зазвучала гортанная хакасская речь. Звуки приближались. Двое рысцой подъехали к поскотине, в одном из них Иван по голосу узнал Миргена и обрадовался, что с Миргеном вроде бы ничего не случилось. Затем всадники неспешно проехали в ворота поскотины и закуролесили по крапиве, разыскивая притаившегося Ивана. Они звали его по имени, звали и негромким свистом, не получая отклика. Осторожность не позволяла Соловьеву обнаружить себя прежде, чем он убедится в своей безопасности.

Мирген грубо выругался: его конь споткнулся, угодив ногою в ямку. И эти сердитые слова дружка неожиданно успокоили Соловьева, который тут же коленом тронул Гнедка навстречу скрытым крапивою всадникам.

— Бежал, однако, — с неугасшим раздражением рассуждал Мирген. — Где искать будем?

— Я здесь.

С Миргеном был Казан, он клещом впился в низкорослую монгольскую лошадку. Лицо Казана нельзя было рассмотреть в кромешной тьме, но фигурою это был типичный степняк: приземистый, с высокой грудью. В руке он навскидку держал короткоствольный кавалерийский карабин.

— Кто стрелял? — подавляя в себе беспокойство, спросил Иван.

Он не ждал ответа. Он всем своим существом уже почувствовал, что стрелял именно Мирген и что случилось то самое, непоправимое, чего не хотел и чего так боялся Иван. И вот теперь Мирген убийца, а Иван невольный его сообщник. От этого сознания Соловьев протяжно застонал, и этот стон удивил Миргена.

— У тебя, оказывается, пузо пустой, — высказал догадку хакас.

Упрекать его не имело никакого смысла, ибо ничего уж не вернешь и не изменишь. Да, убийство случилось, оно должно было случиться. Пусть не сегодня и не завтра, но через месяц или даже через год. Для того люди и ходят по земле с оружием, чтобы стрелять, а иначе к чему оно?

— Как же ты? — спросил Иван у Миргена.

— Оказывается, убил, — дернул плечом тот.

Иван, с новой силой почувствовавший беду, пришпорил коня, ему хотелось поскорее покинуть это проклятое место. Он не оглядывался ни на чужую ему деревню, ни на своих случайных спутников. Он смотрел только вперед, но и там, впереди, он ничего не видел. Тьма была непривычно непроницаемой и вязкой.

Сейчас он со всей ясностью понял, что ничего не дается просто, за все в жизни нужно сполна платить. За погоны урядника, которых и поносить-то не пришлось, он уже заплатил арестом и тюрьмой, за побег из домзака — полной отчужденностью от людей и ненавистными скитаниями. Ему же придется платить и за этот выстрел Миргена.

— Хлопнул, оказывается, — равнодушно, как о чем-то незначительном, сказал Мирген.

Над горами заботливой хозяйкою всходила полная луна. Она высветила реку в серебристой оправе разросшихся тальников, всю огромную чашу долины с избами села Сютик на том берегу. Именно в этом селе, как сообщил ему Казан, мать и отец Ивана с весны пасли скот. Когда Мирген вошел в читальню, дружинники как раз и обсуждали, где лучше устроить засаду, чтоб половчее схватить Соловьева. Покойный Андрей, так звали бородатого, настаивал именно на Сютике.

И нестерпимо захотелось Ивану повидать стариков, что-нибудь разузнать у них о Насте, которую он не забыл, объяснить им свое положение. Пусть не особо ждут перемен к лучшему, если перемены и случатся, то не скоро и, может, даже не в ту сторону, и надо родителям ко всему быть готовыми, даже к самому худшему.

— С нами, Казан? — вдруг спросил Соловьев.

— Совсем, совсем, — торопливо Мирген ответил за родственника. — Что делать дома?

Казан дышал трудно, по-собачьи, ему было горько расставаться с семьей, но арест много хуже, и хоть стрелял в Андрея не он, отвечать за убийство все-таки придется.

— Надо всех убить, — с досадой махнул рукой Казан. — Тогда не будет свидетелей. От черного языка беда.

— Надо, оказывается, — с сознанием допущенной промашки проговорил Мирген.