Седьмая функция языка

Байяр хочет разобраться: что такое седьмая функция – практическая инструкция? Чародейство? Руководство по эксплуатации? Химера, поставившая на уши братию ничтожных политиков и мудрил, решивших, что это джекпот, который светит тому, кто до нее доберется?

Малек в соседнем кресле, отделенном проходом, достает кубик с разноцветными гранями и принимается крутить его во все стороны.

Симон задается вопросом, в чем вообще принципиальная разница между ним, Красной Шапочкой и Шерлоком Холмсом.

Он слышит, как Байяр вслух обращается к самому себе, хотя, может, слова адресованы и ему: «Допустим, что седьмая функция языка – та самая перформативная. Тому, кто ею владеет, она позволяет убеждать кого угодно в чем угодно при любых обстоятельствах, хорошо. По-видимому, документ умещается на одной странице, допустим, с оборотом, и буквы мелкие. Как может инструкция к такой мощной фигне занимать так мало места? Любое техническое руководство – к посудомойке, или к телевизору, или к моему 504-му – это много страниц».

У Симона как будто песок на зубах. Да, это сложно понять. Нет, объяснить он не может. Если бы он хотя бы смутно догадывался о содержании документа, он бы уже был избран президентом и спал бы со всеми женщинами подряд.

Пока он говорит, Байяр не сводит глаз с игрушки малька. Он видит, что кубик поделен на другие кубики, более мелкие, и, судя по всему, их нужно собрать по цветам, вращая по горизонтали и по вертикали. Малек крутит с неистовым упорством.

В «Lector in fabula» Эко рассуждает о роли вымышленных персонажей, которых называет «сверхштатными», потому что они присоединяются к представителям реального мира. Рональд Рейган или Наполеон принадлежат к миру реальному, а Шерлок Холмс – нет. Но тогда какой смысл вложен в высказывание «Шерлок Холмс не женат» или «Гамлет безумен»? Можно ли воспринимать «сверхштатную» фигуру как реального человека?

Эко цитирует итальянского семиолога Волли, сказавшего: «Я существую, Эмма Бовари – нет». Отчаяние Симона все пронзительнее.

Байяр встает и идет в туалет – не то чтобы ему приспичило отлить, просто он видит, что Симон с головой ушел в книгу, а размять ноги было бы неплохо, тем более что он уже влил в себя все мерзавчики с алкоголем.

Оказавшись в хвосте воздушного судна, Байяр натыкается на Фуко, который о чем-то увлеченно болтает с молодым арабом, опустившим на шею наушники.

Программу коллоквиума он видел, так что застать его врасплох эта встреча вроде как не должна, но невольное удивление подавить трудно. Фуко ему улыбается, как всегда плотоядно.

«Вы знакомы со Слиманом, комиссар? Он был хорошим другом Хамеда. Вы ведь, конечно, не выяснили обстоятельства его смерти? Подумаешь, одним педиком меньше. Или хуже, что он араб? Дважды начхать?»

Когда Байяр возвращается на место, он обнаруживает, что Симон спит, неудобно свесив голову – типичная поза, когда пытаешься спать сидя. Диссертанта добила другая фраза Эко – слова его тещи: «Что было бы, если бы мой зять не женился на моей дочери?»

Симон спит и видит сны. Байяр кемарит. Фуко тащит Слимана в бар на верхней палубе, где будет пересказывать ему свою лекцию об эротических снах в эпоху античной Греции.

Они просят у стюардессы два виски, а она улыбается почти так же, как философ.

Артемидор называл наши эротические сны провидческими. Нужно находить связь между сексуальными отношениями во сне и социальными – в реальности. Например, если снится, что спишь с рабом – это хороший знак: поскольку раб – собственность, это означает, что наше имущество умножится. С замужней женщиной – плохой знак: к чужой собственности прикасаться нельзя. С матерью – по-разному. Фуко считает, что значимость фигуры Эдипа для греков сильно преувеличена. Во всех случаях выбирается точка зрения свободного активного индивида мужского пола. Проникать (в мужчину, женщину, раба, члена семьи) – это хорошо. Когда проникают в тебя – плохо. Самые противоестественные – лесбиянки, практикующие проникновение (хуже только секс с богами, животными и трупами).

«У каждого свои критерии, и все – норма!» Фуко хохочет, заказывает еще два виски и тащит Слимана в туалет – тот совсем не против (но ни в какую не хочет расставаться с плеером).

Что снится Симону, нам никак не узнать, ведь, согласитесь, для этого надо влезть в его голову.

Байяр заметил, что Фуко и Слиман поднимаются по лестнице в бар, расположенный на верхней палубе судна. Поддавшись малоосмысленному порыву, он возвращается осмотреть их пустые кресла. В кармане перед креслом Фуко – книги, у Слимана на сиденье – журналы. Байяр открывает багажный отсек наверху и хватает сумки, скорее всего принадлежащие этим двоим. Он садится на место Фуко и роется сначала в сумке философа, а затем – в рюкзаке жиголо. Бумаги, книги, сменная футболка, кассеты. На первый взгляд, никаких следов документа, но Байяр прикидывает, что надписи «Седьмая функция языка» крупными буквами может и не быть, поэтому берет обе сумки и возвращается на свое место будить Симона.