Седьмая ложь

– Почему бы тебе не позвонить ей? – предложил он. – Спроси у нее… Скажи ей, что я здесь лежу, и спроси, когда она вернется. Она, скорее всего, уже едет. Ты ведь к ней пришла, да? Можешь позвонить с моего телефона. Ее номер есть у меня в «Избранном». Позвони ей. Прямо сейчас. Включи громкую связь, чтобы я тоже ее слышал. Давай, Джейн. Или со своего телефона. Он прямо позади тебя.

Я приложила палец к губам, и Чарльз умолк.

Мне нужно было подумать.

Я помню, как где-то внутри меня зародилась и начала нарастать волна паники, заклокотал вулкан ощущений, слишком хорошо мне знакомых. Я сделала несколько глубоких вдохов, как научила меня женщина-офицер в больнице: вдох носом на шесть счетов, потом задержка дыхания еще на шесть и выдох через рот на следующие шесть.

Судя по всему, я овладела собой довольно быстро. Потому что после этого я больше не испытывала паники. Я на четвереньках подобралась поближе к Чарльзу, на пару футов, пока не оказалась рядом с ним, так близко, что могла бы до него дотронуться. Он что-то умоляюще забормотал, обращаясь ко мне. Я видела, как дергается у него кадык.

Потом он начал скулить, и я подумала, что он вот-вот расплачется.

Но вместо этого он разозлился.

Глава восемнадцатая

– Джейн! – взорвался он. – Это бред какой-то! Ты собираешься помогать мне или нет?

Я пожала плечами. Откуда мне было знать? Я не планировала оставлять его без помощи, но и помощь оказывать тоже не планировала.

– Ты что, хочешь бросить меня лежать здесь и корчиться от боли? Или будешь сидеть тут сложа руки и смотреть на меня? И все это потому, что тебе приглючилось, будто я тебя лапал? Ладно, раз так, давай тогда обсудим, что произошло в тот день.

Не помню, чтобы я кивала. Не помню, чтобы я давала согласие на тот ушат помоев, который он вылил на меня после этого.

– Я действительно это сделал? Я действительно тебя трогал?

Очевидно, что его горячность, клокочущий у него внутри гнев причиняли ему боль, и тем не менее это не остановило его – ни на секунду.

– Ну так вот, послушай, что я тебе скажу. Я не стал бы прикасаться к тебе, даже если бы ты была самой последней оставшейся в мире женщиной. Я не могу придумать ничего более омерзительного. Да меня при одной мысли об этом начинает мутить. – Он умолк и с трудом отдышался. – Нет, конечно, может, тошнит меня оттого, что я ударился головой, но, судя по всему, мы все равно сейчас с этим ничего не собираемся делать, да?

Он поморщился, потом прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Я думала, что он закончил, но он заговорил вновь:

– Я сказал, что хочу тебя? Да мне такое даже в страшном сне не могло бы присниться! Но это просто прелесть что такое! Посчитать, что кому-то может прийти это в голову! Хорошо, наверное, иметь такую высокую самооценку. Да уж, наверное, неплохо. – Он взревел от боли и, прежде чем продолжить, зашелся в коротком приступе кашля, выгнавшем последние остатки воздуха из его легких. – Вот что я тебе скажу. И слушай меня внимательно. Знаешь, что будет дальше? Меня отвезут в больницу, и моя жена будет там со мной. И когда она обо всем узнает, ей это очень не понравится. Твоя песенка спета, Джейн, спета окончательно, и ты сейчас испытываешь судьбу, очень опасно испытываешь. – Он издал странный пронзительный звук, но и этого было недостаточно, чтобы заставить его заткнуться. – Так что ничего страшного, – продолжил он. – Давай подождем. Потому что мы оба знаем, кто победит, и это будешь не ты.

– Неправда, – возразила я.

Его слова вызвали у меня злость, но при этом меня охватило какое-то странное возбуждение. Мне хотелось, чтобы он замолчал.

– Вот увидишь, Джейн. Я-то знаю, что будет дальше. И дело тут даже не в тебе. Дело во мне. Настало мое время.

Я протянула руку и коснулась пальцами его шеи. Он отдернулся и хрипло простонал от боли, которую вызвало резкое движение. Щека у него опухла, кожа натянулась и блестела, как воздушный шар, глаз заплыл и налился кровью.

Я повторила попытку, и на этот раз он даже не пошевелился; он лежал совершенно неподвижно.

– Ну хватит, Джейн, – сказал он. – Что ты делаешь? Хватит. Это уже слишком. Пожалуйста.

Он говорил сквозь сжатые зубы, усилием воли удерживая мышцы лица в неподвижности, чтобы боль не вспыхнула с новой силой. Я чувствовала, как он дрожит от напряжения под моими пальцами.

– Что ты делаешь, Джейн? Мне нужна помощь. Ты можешь просто… – Он снова дернулся. – Можешь убрать руку? Убери ее. Сейчас же. Хватит.

Это было изумительное ощущение.

Сейчас, оглядываясь назад, я не узнаю женщину, которая сидела там на полу, касаясь шеи раненого. Я не узнаю ее улыбку. Я не узнаю ее глаза. Она кажется мне совершенно другим человеком.

Я погладила его по шее указательным пальцем, потом всей ладонью. Он затих и не шевелился. Подбородок у него был колючий на ощупь, сизый от двухдневной щетины. Он закрыл глаза. Я видела, как его грудь вздымается и опадает, слышала его неровное, прерывистое дыхание. Моя ладонь скользнула выше, к его щеке.