Седьмая ложь

Но мир устроен не так. В нем нет никакой возможности начать жизнь с чистого листа, с нуля, порвать с прошлым. Есть лишь необходимость разгребать последствия каждого решения, которое ты принимаешь. Потому что – и это неимоверно выводит меня из себя – жизнь течет только в одном направлении. Каждое принятое тобой решение будет высечено в камне – навечно, непоправимо. Все они абсолютно необратимы. Даже если ты найдешь способ откатить назад какое-то конкретное решение, распустить этот шов, оно все равно останется принятым.

Ты выбрала свою первую работу. Все, другой первой работы у тебя никогда не будет. Ты нашла квартиру в определенном районе, и он стал для тебя местом жительства, что бы ни случилось после, куда бы ты ни перебралась потом. И конца-края этому нет. Решения всегда обязывают. Ты встречаешь парня. Может быть, выходишь за него замуж и он становится отцом твоих детей. И он всю жизнь будет оставаться отцом твоих детей, вне зависимости от того, какие решения ты примешь в будущем; что бы ты ни делала дальше, этот выбор войдет в историю твоей жизни навсегда.

Это непереносимо. Невозможно вырваться из удушающих пут своих же собственных решений.

Мне куда больше понравилось бы, если бы жизнь была подобна паутине, с лабиринтом альтернатив, расходящихся в разные стороны из единого центра. Тогда у нас было бы множество самых разнообразных вариантов выбора, и ни один из них не был бы необратимым, потому что всегда существовал бы иной путь обратно к началу. Мы же обречены идти только прямо, не имея никакого выбора вообще, бесконечно двигаясь вперед в одном направлении.

Джонатан был мертв. Чарльз тоже. И тем не менее оба они никуда не делись из наших жизней.

Каждый раз, когда я разгадываю кроссворд, я думаю о Чарльзе. Размышляю, что бы он мог сказать, угадал бы последнее слово или нет, был бы у него наготове ответ, который ускользает от меня, или нет. Каждый раз, когда я вижу мужчину с отросшими ногтями на ногах, я думаю о Чарльзе. Я думаю о его уродливых ступнях и о его обыкновении летом ходить по квартире в сандалиях. Каждый раз, когда я вижу слишком туго завязанный галстук, я думаю о Чарльзе. Когда кто-то в ресторане просит винную карту, а потом внимательнейшим образом изучает ее от корки до корки, неизменно выбирая самый дорогой вариант, я думаю о Чарльзе. В моей памяти до сих пор сидит столько разных аспектов его личности, что он, кажется, всегда где-то поблизости, вопреки всем моим расчетам.

Джонатан же, напротив, вечно где-то в отдалении. Я не могу смотреть Лондонский марафон. Мне невыносимо видеть бегунов в яркой лайкре с номерами на груди, в наушниках и напульсниках и туго зашнурованных кроссовках. Тошно смотреть на ряженых в дурацких костюмах, участников пробега с благотворительными целями; вызывают отвращение и улыбки на их лицах, и смех зрителей. Потому что все это напоминает мне о Джонатане. Не о том Джонатане, каким я его знала и любила, а о погибшем.

Конечно, многое будит во мне и светлые воспоминания. С радостью провожаю взглядом группы велосипедистов, которые по выходным стремятся прочь из города, на природу. Они поднимаются на холмы и потом во весь опор летят вниз, наматывают милю за милей, чтобы в конце концов остановиться в каком-нибудь деревенском пабе и вознаградить себя пинтой пива с сэндвичем. Джонатан тоже все это любил. Я думаю о нем каждый раз, когда оказываюсь на станции «Энджел», потому что там мы с ним расставались каждое утро. Позавтракав поджаренными бейглами и бананами и лихорадочно перерыв гору обуви в шкафчике под лестницей, мы сломя голову неслись к метро, потому что вечно опаздывали… А еще я неизменно вспоминаю Джонатана, допивая апельсиновый сок, потому что никогда не встряхиваю коробку и в последнем стакане всегда оказывается уйма мякоти.

Вот что значит быть живым. Вот что значит иметь собственных призраков.

Мы с Марни застряли на одной и той же нити паутины, вынужденные жить с памятью о смерти, без всяких шансов вернуться к тем нашим версиям, которые существовали до столкновения с ней.

Ты уже жалеешь меня?

Видишь перед собой женщину, истерзанную муками совести?

Что ж, если так, ты это зря.

Я не сожалею о том, что сделала; я не сожалею ни об одном из моих решений. Единственное, чего мне бы хотелось: чтобы они были более гибкими и я могла бы увидеть параллельные версии своей жизни. К примеру, очень интересно, какой могла бы быть жизнь с Джонатаном, но без Чарльза? Как в таких условиях выглядели бы мои отношения с Марни? Существует ли мир, в котором у женщины может быть и лучшая подруга, и муж одновременно? Или разрешается иметь одно исключительно ценой отказа от другого? Научиться бы перекраивать хронику жизни с правом выбора наилучшего ее варианта, вместо того чтобы влачить существование в рамках того из них, что представляется наихудшим.