Подполковник несколько мгновений молча и весело смотрел на Бегаева, потом приятельски улыбнулся:
— Эта возможность рассматривалась. Но поскольку до полемики ещё далековато, как далековато и до обсуждения деталей, ибо сегодня будут только предварительные слушания, решили пока от приглашения... э-э... как бы это более обтекаемо выразиться… заинтересованной стороны... нет — более заинтересованной стороны — так будет вернее... воздержаться. Но это ничего. Это только вопрос времени. Ждали и больше. Правда? Главное, дело сдвинулось с мёртвой точки, — он откинулся на спинку стула; скрип-скрип. — Я вам, кажется, говорил уже, что числю себя в сочувствующих лагерю социалистов. Многие ваши идеи и мне близки, ибо и я когда-то был молод, был романтиком и мечтателем и верил в непременное торжество справедливости. Возможно, так оно в действительности и обстоит, и однажды добро-таки восторжествует над злом — совершенно убедительно восторжествует и навсегда. И я радуюсь вместе с вами тому обстоятельству, что в верхах происходят некоторые многообещающие подвижки, — скрип-скрип; сапоги подполковника празднично блестели в солнечном луче, падающем из окна. — А пока время идёт, пока члены правительства предварительно слушают, пока они настраиваются на этот лад, нам с вами нужно хорошенько подготовиться. Да и не только нам с вами, но и Златодольскому, и Скворчевскому, и брату вашему, отставному штабс-капитану. Я в ближайшее время обязательно встречусь с кем-нибудь из них, а может, и со всеми разом... — подполковника будто осенила идея, он слегка прихлопнул в ладони. — А может, я даже и на явку к вам приду. Для беседы, для выработки общей позиции. Не прогоните?
Вадим Бегаев недоверчиво улыбнулся и пожал плечами:
— Какая-то неожиданная мысль. Не знаю, как к ней относиться.
Ахтырцев-Беклемишев воодушевился и налёг грудью на стол:
— Я прошу вас, Вадим, помочь нашему общему делу. Заметьте, я вовсе не обязываю вас написать мне адреса явочных квартир, вовсе не выпытываю у вас фамилий и особых примет, не заставляю писать портреты. Времена изменились, и власти поворачивают корабль государства на иной курс — не преследование инакомыслия, а на использование его, на обогащение «мыслия». Вы понимаете меня?
Бегаев неуверенно кивнул:
— Понимаю.
— Зачем враждовать, когда можно дружить? Мысли, теории — это богатство. Зачем отвергать их и втаптывать в грязь? Их можно использовать на общее благо, пойдя на разумный компромисс и придя наконец к консенсусу. Мы же один народ, ей-богу!.. Мы скоро и других ваших, что томятся в крепостях, будем отпускать. Нам только нужно знать пожелания противной стороны, дабы учесть их и дабы сторона эта перестала быть противной. Всё ведь так просто, если всем нам захотеть одного — истинного торжества справедливости.
— Понимаю, — уже увереннее кивнул Вадим.
Подполковник осторожно подвинул к нему листки бумаги и карандаш:
— Я прошу вас, Вадим, изложить для меня в письменном виде... подчеркну: для меня... основные теоретические выкладки ваших друзей, которые, надеюсь, скоро станут и моими друзьями. Вы можете ничего не опасаться. Доверьтесь мне. Теория есть теория. Это, кстати, своеобразный залог того, что я далёк от мысли обманывать вас: теорией вы никому не причините вреда, согласитесь. Вы ничем не повредите Златодольскому, Скворчевскому, Виктору Бегаеву, изложив их взгляды на существующее положение вещей и на видимые ими пути улучшения ситуации. Особенно важно для меня и некоторых, стоящих у меня за спиной, членов правительства знать конкретные предложения к улучшению ситуации в государстве. Я обещаю вам, Вадим: быстро их наверх передам...
Рука Бегаева потянулась к карандашу.
А подполковник всё говорил, говорил:
— То, что у вас получится, будет пробный, так сказать, вариант. Если к нему проявят интерес, потребуется вариант расширенный. Тогда будем привлекать к работе других кружковцев. Свои взгляды тоже попрошу изложить... Этим вы очень поможете правительству в работе над пунктами программы. Плоды умственной деятельности ваших друзей, людей безусловно талантливых, умных, не должны пропадать даром... Я сам только недавно взглянул на это иначе — как на богатство; теперь и других из своего лагеря убеждаю. И уверяю вас, нахожу отклики; я не один сочувствую идеям социализма... А хотите, Вадим, прикажу подать вам чаю?..
Бегаев не ответил, он уже сосредоточенно писал и, возможно, не слышал вопроса. А подполковник, привычно откинувшись на спинку стула, продолжал говорить, говорить... Скрип, скрип.
Братья Бегаевы должны были прийти с минуты на минуту.