«...С вышеозначенным Дмитрием Бертолетовым не раз мною замечена была Надежда Ивановна Станская, девица из дворянского сословия, лет около двадцати; учится на курсах в Медико-хирургической академии, так печально прославившейся осенью прошлого года. Опасность девицы Станской усматриваю в том, что при всём своём благообразном, скромном облике, при подкупающей невинности в глазах она имеет твёрдый характер и твёрдую же руку и, насколько мне удалось выяснить, умеет обращаться с револьвером (однажды, во всяком случае, выезжала с вышеозначенным Бертолетовым за город и практиковалась в стрельбе; всех ворон за Мурзинкой распугали). Считаю необходимым довести до Вашего сведения, что в сравнении с другими неблагонадёжными лицами, кои я ежедневно и ежечасно наблюдаю, Надежда Станская обладает много большими возможностями в смысле причинения обществу вреда, в смысле смущения общественного покоя, поскольку вхожа в некоторые лучшие дома Петербурга и нельзя предвидеть, как она себя там поведёт. Помня о том, что девица Станская в той или иной мере владеет револьвером, и пригашая во внимание твёрдый её характер, я никак не могу исключить возможности применения ею (при известной убеждённости в своей правоте) револьвера в одном из этих домов...».
Виталий Аркадьевич выпрямился на стуле:
— Умён! Ах, как умён, дьявол! Как бишь его... — он снова заглянул в последнюю страницу. — Охлобыстин. Моего имени не называет, только делает намёк — «лучшие дома Петербурга». Но это явно мне послание... Нужно будет сделать филёру Охлобыстину аудиенцию, поощрить как-то, что ли.
Подполковник ещё раз пробежал глазами только что прочитанные строки и нервно забарабанил пальцами по столу:
— А она-то какова! Даже меня провела. Как бы невинные вопросики задавала и кротко опускала глаза. И временами рдели щёки... «Револьвером владеет», «характер твёрдый», «при известной убеждённости ». Н-да...
Он ещё долго в задумчивости барабанил пальцами по столу; невидящий взгляд его был обращён в угол кабинета, туда, где среди картонных гор и стеклянных рек, среди игрушечных деревенских домиков, сделанных из папье-маше, в боевых и походных порядках стояли у него во множестве оловянные солдатики.
Солдатики
подполковника Ахтырцева-Беклемишева была с детства страсть — игра в оловянных солдатиков. Многие вхожие в дом Ахтырцевых считали, что стол с солдатиками, поставленный в кабинете у хозяина дома, — это для младшего сынишки, для Николеньки стол, что для него здесь собраны солдатики. Нет. Они ошибались. Именно Виталий Аркадьевич в солдатиков играл и понимал в этом толк. Чем старше Ахтырцев-Беклемишев становился, чем более он разочаровывался в людях, тем более обнаруживал в себе склонности к уединению, тем более приятности находил в одиночестве (и всё более понимал святых старцев, уходивших в пустынь от суетного и грешного мира, от глупого мира людей и предпочитавших очень непростую жизнь анахорета), в бесконечных бдениях за письменным столом в кабинете — дома или на службе, — а также за столом с солдатиками.