Седьмая принцесса (сборник)

— Не смогла удержаться! — возопила-Нянька. — Не удержалась и спряла двенадцать мотков льна за полчаса?! Не смогла удержаться? — Старушка открывала и закрывала рот, точно рыба, силясь подобрать слова. Наконец, указав на Доллечку перстом, она нровозгласила:

— Вот твоя невеста!

— Невеста короля?! Наша Долл?! — воскликнула Мамаша Кодлинг.

— Никогда бы не подумал, — подал голос Эйб.

— Во сне не приснится, — сказал Сид.

— Ну и ну — протянул Дейв.

— Дела… — подытожил Хэл.

— А чему вы удивляетесь? — спросила у братьев Полл, но ответа не получила.

Пока все кругом жевали глотали и переваривали своё удивление, Нолличек взял Доллечку за нежную, пухлую ручку.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Долл, Ваше Величество. А вас как величать?

— Нолл. Скажи, Долл, ты хочешь стать королевой Норфолка?

— Мне бы чего попроще. Хоть королевой норфолкских беляшей.

— Всё будет по-твоему! Всё — как пожелаешь! Если… — король сжал податливую, мягкую ручку. — Если эти прелестные пальчики и вправду умеют то, о чём говорила твоя маменька.

Долли рта раскрыть не успела, а Мамаша Кодлинг уж тут как тут.

— Конечно, Ваше Величество! Умеют, Ваше Величество! Умеют, вы уж поверьте мне, старой. Господибожемой! Моя Долл — королева Норфолка! И все знатные господа ей кланяются и угождают! — Она даже ослабела от радости и принуждена была опереться о стол, чтобы не упасть. — Ваше Величество, неужто правда?

Нолличек кивнул:

— Объясняю. Я, мамань, хочу жениться. И женюсь на твоей дочери. Объясняю дальше. Триста шестьдесят четыре дня в году она будет наряжаться и украшаться, как ей заблагорассудится, знаться и дружить, с кем пожелает, будете есть и пить что душе угодно.

— И беляши можно есть? — спросила Долл.

— С утра до вечера!

— И шёлковое платье по субботам надевать? — уточнила Мамаша Кодлинг.

— У Долл будет по шёлковому платью на каждый день недели.

— И мы тоже сможем жить во дворце? — оживилась Полл. — Мы ведь не просто семья, мы её друзья, она хочет с нами знаться и дружить.

— Ну конечно, Полл, — улыбнулся Нолличек. — Можете проводить с ней весь год напролёт одиннадцать месяцев и тридцать дней. Но на тридцать первый… — Тут голос у короля внезапно посуровел. — На тридцать первый день двенадцатого месяца Долл запрут в комнате, полной льна, и она спрядёт все кипы, чтоб соткать полотно и сшить из него простыни полотенца и носовые платки для короля. То есть для меня.

— Ой, — выдохнула Мамашал Кодлинг.

— Ой, — хором сказали четверо её сыновой.

— А не спрядёт, — воодушевившись, продолжал Нолличек, — я велю отрубить ей голову.

— Ой, — выдохнула Мамаша Кодлинг.

— Ой, — хором сказали четверо сыновей.

— Мне это не понравится, — сказала Долл.

— Разумеется, чему ж тут нравиться? Поэтому ты не допустишь казни и всё спрядёшь в срок. С головой ты куда красивее.

Долл задумалась.

— Тогда-зачем её отрубать? — спросила она.

— Потому что у меня двойная, переменчивая натура, Верно, Нянюшка?

— Верно-верно, — Нянька со значением поглядела на Мамашу Кодлинг.

— В мои плохие дни я бываю ох какой сердитый, — доверительно сообщил Нолличек. — Верно, Нянюшка?

— Верно. — И Нянька опять многозначительно глянула на Мамашу Кодлинг.

— Я в такие дни делаюсь совершенно непредсказуем, — продолжал Нолличек. — Верной Нянюшка?

— Что угодно сотворить может, — кивнула Нянька, снова посмотрев на Мамашу Кодлинг.

— Вот так обстоят дела, — сказал Нолличек. — Ты, Долл, удержаться не можешь, когда прядёшь, а я — когда не с той ноги встаю. Ладно, хватит разговоров. Надо тебя проверить, не откладывая в долгий ящик.

— Я туда и не помещусь.

— Прекрасно, я рад, что наши мысли сходятся. Итак, сейчас проверим.

— Что проверять-то? — спросила Полл.

— Правду ли говорят Долл и маманя, — ответил Нолличек.

Он громко хлопнул в ладоши, дверь растворилась, и за ней оказалась тьма-тьмущая народу. А главное, у самого порога стоял три огромные телеги со льном, который высился до неба, — так возят обычно сено в сенокосную пору.

По знаку короля слуги принялись выгружать лён прямо на кухне: сперва вдоль стен, на стол, на стулья, а потом — куда ни попади. Мамаша Кодлинг с детьми онемели, и глаза у них вылезли на затылок.

— Ну вот, дорогая моя Долл, — сказал Ноличек, довольно потирая руки, — Настоящий праздник для истинной пряхи, верно? Теперь мы тебя запрём тут, вместе с этим чудесным льном и вернемся через полчаса.

Долл взглянула на горы льна, на прялку, на часы, на мать и снова на короля:

— Вернётесь — через — полчаса? — тупо повторила она.

— Секунда в секунду, — заверил Нолличек. — И если этот чудесный лён окажется спрядённым в длинную-предллиную сверкающую нить, мы тут же поженимся. А если нет…

— Вот именно, если нет? — вмешалась Полл.

— Твоей сестре отрубят голову, — улыбнулся Нолличек.

— Но, господин король, Ваше Величество! — закричала Полл, цепляясь за его руки — Пожалуйста, не рубите. Это все не…

Однако Мамаша Кодлинг оттащила Полл прежде, чем она успела сказать правду.

— Цыц, глупая, — пробормотала она. — Хочешь, чтоб нам всем головы пострубали?

— Что с ребёнком? Она что-то сказала? — спросила Нянька.