Седьмая принцесса (сборник)

Полл успела домой как раз к купанью новорождённой. В этот час все во дворце старались под любым предлогом заглянуть в детскую, где сидела Долл, а на руках у неё, завёрнутая в толстое теплое полотенце, агукала крошка принцесса. После рождения ребёнка Долл вдруг обнаружила, что её не умеющие прясть руки умеют, а главное хотят намыливать, вытирать, присыпать и смазывать маленькое тельце, хотят засовывать маленькие ручки и ножки в распашонки и ползунки, хотят расчёсывать золотой пушок на головке, превращая его в сияющий ореол. И все это Доллечкины руки делали вполне расторопно. Нянька и Мамаша Кодлинг наперебой давали ей советы — одна под правую руку, другая — под левую, а Долл невозмутимо делала по-своему: щекотала, покуда дочка не улыбнётся, и баюкала, покуда та не заснёт, причмокивая губками во сне. Склонившись над младенцем, Долл ласково ворковала:

Дитятко родимое,
Самое любимое.
Пахнет сладко, как цветок,
Как бархотка-ноготок.
Как фиалка и мимоза,
Георгин и тубероза.
Как букет, её вдыхаю,
Щекочу и обнимаю…

Что она и делала в тот момент, когда Полл заглянула в детскую.

— На море была? — спросила Долл, увидев в руках у сестры перламутровую раковину.

— Да. — Полл подошла поближе и наклонилась к ребёнку. — Здравствуй! Я твоя тётя. Вот, послушай, как море шумит. — И она приложила раковину к ушку ребёнка.

— Убери эту грязь! — возмущённо воскликнула Нянька.

Полл смутилась:

— Простите, я больше ие буду.

— Море — самое чистое, что есть на свете! — заявила Мамаша Кодлинг. — А морская соль полезна для здоровья.

— Нельзя таскать ребёнку всякий хлам с берега, — не уступала Нянька. — И вообще, неизвестно, что там внутри.

— Внутри: раковины море, — сказала Долл. — Оно укачает мою доченьку на своих волнах.

— Полл, хочешь уложить ее в колыбель?

Полл радостно подставила руки, но Нянька тут же спросила:

— А руки у тебя чистые?

— Достаточно чистые, — ответила вместо Полл Мамаша Кодлинг.

— То, что достаточно для взрослых, вовсе недостаточно для младенцев.

Переспорить Няньку было трудновато.

— У-у, придира, — проворчала Мамаша Кодлинг.

Тут в детскую вошла Кухарка с тарелкой каши для Долл и перво-наперво поспешила к колыбели:

— У-тю-тюшеньки! Ты моя красавица!

— Не стой тут, не дыши на ребёнка, словно корова на лугу, — сказала Нянька.

— Что, уж и дышать человеку нельзя? — возмутилась Китти.

— Над младенцем нельзя!..

— Мне можно. Благодаря мне на крестинах у этого младенца будет самый развеликолепный торт, какой только видели в Норфолке.

— Он уже весь покрыт глазурью? — спросила Полл…

— Последний херувимчик остался…

— Можно, я ему крылышки покрашу?

— А лишний сахарок в рот положу, — благодушно договорила Кухарка. — Ладно уж, пойдём.

В дверях детской они столкнулись с Молочницей Мегги, которая принесла сливок для Доллечкиной каши. И уж конечно, она остановилась возле колыбели и пощекотала ребёнка под подбородочком:

— У-ти маленькая… У-ти сладенькая…

— Не трогай младенца своими ручищами, — сказала Нянька.

— Госпожа Нянюшка, ей же нравится! Глядите — улыбнулась!

— Младенцам не надо улыбаться, когда они переваривают пищу, — сердито проговорила Нянька и обернулась к вошедшему Дворецкому, — А тебе чего тут надо?

— Меня послал Его Величество! — торжественно сказал Джон и, опустив на стол поднос с толстой книгой, устремился к колыбели. Здесь он ещё торжественнее произнёс:

— Карамбакча-карамбукча!

— Нечего младенцу голову морочить, У него еще и мозгов толком нету, он твоей бессмыслицы не понимает.

— Что взрослому бессмыслица, то ребёнку самый смысл, — сказала своё слово Мамаша Кодлинг. — Только так с детьми и разговаривают! Скоки-поки-перескоки-трам-тром-трушки-трим-трам-тра! — И, дыша, как корова на лугу, она склонилась над внучкой и принялась щекотать, покуда та не засмеялась. После чего Мамаша Кодлинг решительно взяла её на руки.

— Положи обратно! — велела Нянька.

— Не положу! Я ей бабушка!

— А я ей нянюшка. А ну положи!

Мамаша Кодлинг смерила её гневным взглядом.

— Я моих детей всегда на руках укачивала!

Нянька в ярости завопила:

— А моих детей никто не смеет укачивать.

— К бабушкам это не относится.

— Ко всем относится. Как нянька скажет, так и будет.

Старухи взъерошились, точно бойцовые петухи: вот-вот сцепятся.

— И чего шуметь попусту? — пожала плечами Долл. — Иди-ка, маленькая, к маме.

Она забрала у бабки ребёнка, поцеловала и принялась укачивать. Мамаша Кодлинг торжествующе воззрилась на Няньку, а та сказала:

— Матери, безусловно, виднее. — Голос её дрожал от негодования.

Длить спор, однако, было бесполезно, и Нянька обратила наконец внимание на принесённый Дворецким фолиант.

— Зачем Нолличек прислал сюда этот источник пыли? Да ещё во время купанья? — спросила она, постучав костяшками пальцев по переплёту.

— Его Величество сейчас пожалует сюда, дабы выбрать имя, которым следует наречь ребёнка, — ответил Дворецкий.

— Я назову её Джун, — сказала Долл.

— Джун? — повторил появившийся в дверях Нолличек.

— Да.

— Просто Джун?

— Да.