Седьмая центурия. Часть первая (СИ)

Гриша заулыбался и показал на картинку Бобрику, увлечённому в эту минуту какой-то игрой:

- Глянь, как похожа на Люсю!

Даже не взглянув, Бобрик заорал на весь класс:

- ТАК ПОЦЕЛУУЙ ЕЁОО!

Гриша сильно смутился, покраснел. А дети вокруг были заняты своим - прыгали, галдели - и никто ничего не заметил. Кроме Люси.

Десятилетия минули с того дня, но даже мысленное звучание этого имени вызывало у Григория Иаковича ощущение тёплой ладони Люси у самого его сердца. "Милая Люся... Какие бури вытерпела за прошедшие годы твоя душа? Теперь ты, наверное, бабушка..."

- ЕСЛИ В ПОСТЕЛИ ЗАСТУКАЛИ С ДРУГИМ, ВРИ: "ГРЕЛАСЬ - ЗАМЁРЗЛА, КАК СОБАКА!" - игриво наставляла сейчас из ящика всех девушек и тёток телегурия Кларисса Гузеевна.

Григорий Иакович на это ухом не повёл, и глаз не поднял - он перестал смотреть и слушать ящик с того дня, как Иоанн Богослов в тринадцатом стихе Апокалипсиса назвал телевизор иконой дьявола - живой, говорящей и, главное, неуязвимой.

Зато без внимания Цили Лейбовны последний перл Клариссы Гузеевны не остался:

- Чему учишь, шикса?! Чтобы все уже стали шилев - чтобы стали таки сочетать поцы?! Тётя Циля насквозь видит, кто погядочная, а кто уже наобогот! Тётя Циля всех поцилит, пегецилит, выцелит!

Григорий Иакович кашлянул.

- Да что это со мной сегодня?! - вскинула брови Гузеевна, поправляя лиф под платьем.

- Сейчас Сатурн в оппозиции, - объяснила астрологиня. - Вот, и тянет на внебрачные связи.

- Нет, Гйиша! - решительно заявила тётя Циля. - Таки Клагисса Гузеевна тебе не подходит. По хагактегу. Ишь, боевая! Азохен вэй, и танки наши быстгы!

Григорий Иакович не реагировал на всплески эмоций Цили Лейбовны, понимая, что шоу "Давай-ка, женимся!" для лучшей половины населения является психиатрическим аналогом футбола, хоккея и боёв без правил, вместе взятых.

- Попаадётся каакая-ньдь дуура, - наставляла теперь жениха в телевизоре Мимоза Сябитовна, - и станет вынаасить мозг...

Тётя Циля вздохнула:

- Ну, станет-таки немножко выносить. И шо такого?! Совсем не жениться тепегь?! Как говогит поэт: "Любовь - это свет наших душ, А жена - таки плата за свет!" Конечно же, бгак ведёт к пгивычке, а пгивычка - таки к вульгагности. Только, Гйиша, жить одному - и нездогово, и нездогово.

Григорий Иакович случайно скользнул по экрану взглядом, и этого оказалось достаточно для главной свахи планеты, чтобы его зацепить:

- Ты, сынок, не смаатри, что я из наарода! Наарод-то у нас ОГОГО-О!

Григорий Иакович отшатнулся так, что чуть не подавился голубцом.

Циля Лейбовна вскинула брови и покачала головой:

- Вот эта Мимоза Сябитовна, хоть и газведёнка, да такая уже шумная, что тоже, Гйиша, тебе не подходит!

- "Давай-ка, женимся" теперь в вашем мобильном! - радостно сообщила зрителям Кларисса Гузеевна, и Григорий Иакович забеспокоился: немедленно выбросить телефон в форточку, или тотчас после ужина?

- Идите, встречайте вторую невесту! - повелела Кларисса Гузеевна жениху Антону.

А Григорий Иакович вспомнил, как в переходном возрасте он влюбился в другую одноклассницу по имени Алиса, и даже ненадолго оставил увлечение математической физикой, чтобы создать новую науку - девушкологию. Основываясь на идее Вильгельма Райха об оргонной энергии, Гриша предположил, что от девушек исходят некие неизвестные науке, подобные гипотетическим гравитонам, волны и частицы - он назвал их "девушкотоны" - и что манкость каждой девушки есть внешнее проявление порождаемого ею сексомагнитного поля. Гипотеза об этом биофизическом явлении зародилась в уме Гриши Нерельмана не на пустом месте, а из-за происшествия в самом раннем детстве. Это было тёплым летом на даче в детском саду.

- ЗАЙЧИКИ-ПОПРЫГАЙЧИКИ, Я ВАС СЪЕМ!

- Не ешь нас, Серый Волк, мы тебе песенку споём!

Бобрик - детсадовский дружбан Гриши - был наряжен в маску волка, Гриша - в шляпу охотника, остальные мальчишки - кто в чижика, кто в ёжика, кто в грибка, кто в пенька, а девчонки из их группы играли зайчат. После представления был обед из рассольника с перловкой на первое, и синеватой варёной курицы с сероватым картофельным пюре на второе. После обеда, как положено - "тихий час", и воспиталка велела всем перейти из столовой в спальню - раздеваться, ложиться в кроватки, складывать ручки под правые щёчки, закрывать ротики и глазки.

Пока нянечка возилась с посудой, а воспиталка отлучилась по нужде, Бобрик воспользовался моментом и, вместо баюшки-баю, подставил стульчик под подоконник, дотянулся до открытой оконной рамы и, толкая её вперёд-назад, принялся гонять по стенам и потолку спальни солнечных зайчиков. Окриком из столовой нянька сдула Бобрика с подоконника в койку.