Седьмая вода

— Ну так и разрешил бы. Да и сам проконтролировал, если что. — Ну, а что тут еще скажешь? Со стихией можно заигрывать и подстраиваться, можно даже попробовать направить в нужное русло, а не бороться. Ну, мне так кажется.

— Сен, когда Рыжа рожала Настену в роддоме, я уехал оттуда, забыв на тротуаре все ее вещи и с открытым багажником — и это на Ниве! А вместо дома поперся к ее родокам в деревню. Просто реально паморочный был. Мне тесть хреновуху наливает, а она в меня как вода проваливается и не берет ни разу. Какой контролировать? Среди моих высших образований, знаешь ли, нет ни одного с медицинским уклоном. Не. За недельку до срока отвезу в краевую, вот пускай там дожидается и рожает. — Шон сделал решительное лицо и даже кулаки сжал, будто давал сам себе жесткую установку, но потом снова расслабился и заулыбался.

Как-то совершенно неожиданно вспомнилось, как они выглядели втроем: Рыж, Шон и их Настена. Как говорили, прикасались, смотрели, излучая в окружающий мир энергию взаимного тепла и… счастья? Да, я хронический одиночка и на самом деле не желаю ни с кем сближаться, не вижу для этого ни единой разумной причины. Длительные отношения, подразумевающие подстраиваться под другого человека, а тем более семья и дети, это точно не мое… Но вот глядя на них вместе, я начинал переживать нечто, похожее на зависть. Нет, не черную, типа — хочу себе это забрать, нет. Скорее уж в каком-то сопливом ключе типа — ах, если бы… Смех один, короче, вообще не про меня, но в груди от этого болело.

— Счастливец ты, Шон. Небось, сам еще не понимаешь, какой же ты счастливый засранец, — отвернулся от улыбающегося друга я.

Нет. Наверное, мне просто померещилось. И куртка просто похожа на Маринкину. Да и волосы эти. Мало, что ли, девиц с длинными патлами? Откуда ей здесь взяться-то? За эти дни я ни разу не слышал, чтобы она выходила из своей комнаты раньше девяти утра. А сейчас, поди, еще восьми нет. Да и ветрюган раздул. Отвыкла она в своей столице от ветра, от ранних прогулок на море, от дома. И от меня вот тоже отвыкла. Осмелела. Изменилась. Да ни хрена подобного! Прежней и осталась! Че-е-ерт. Кулаки сжались так, что даже от коротко остриженных ногтей на ладонях отпечатались явные следы. Какого хрена! Пять лет уже прошло! Столько баб перетаскал в постели! Что за… Почему, стоит только подумать о ней, и в башке фосфорными бомбами взрываются картинки ее запрокинутой головы, тяжелого водопада волос, сводящих меня с ума своим запахом, испуганно распахнутых глаз и одинокой слезинки, скатившейся после того, как я… Нет! Придурок чокнутый! Не смей думать об этом! Гидрик вообще ни разу не скроет того, что нижняя часть тела явно настроена на йи-х-ха-а-а! Даже надетые сверху просторные шорты всего не замаскируют. Если сейчас к Шону подойдет Рыж, блин, стремно будет. Ваще некомильфо.

— Седенький, если бы я была твоей старшей сестрой, то я бы прям щаз, прям на глазах у изумленной публики сняла бы тебе штаны и набила морду. Ты знаешь, что мне пугаться нельзя? — раздался обманчиво ласковый голосок.

Во, помяни ее. Вон уже и катится, колобочек. Я невольно улыбнулся, наблюдая за тем, как аккуратно переступает маленькими шажочками по влажной гальке приближающаяся женщина и как подхватился только что бурчавший на нее Шон, цапнув ее ладошки сразу обеими руками. Нет, все-таки эта пара меня по-детски умиляла. Такой серьезный и спокойный Шон, чье чувство юмора мог переварить не всякий интеллект, и такая шебутная, громкая, яркая Рыж. Она и вправду была всеобщей старшей сестрой — вытереть сопли, слюни, обработать раны, напоить чаем, накормить, уложить спать, загасить на корню даже нетрезвый спор, развести костер на песке и принять кайт, поддержать и приободрить, порадоваться их успехам — у нее хватало времени и желания на всех в их не самой маленькой тусовке. Она всегда была в хорошем настроении и всем была рада. Но при взгляде на мужа ее улыбка становилась еще нежнее, глаза сияли еще ярче, и эту их абсолютную и безусловную любовь, казалось, можно потрогать руками. Вот, опять со мной происходит эта сопливая ерунда, от которой рождается чувство тоски.

— Это было нереально кру-у-уто. Нереально круто и так же божественно суро-о-ово, — с придыханием пропела Рыж, встав на цыпочки, чтобы чмокнуть, и я охотно наклонился, подставляясь ей. — Это был самый офигенский дедмен, виденный мною в этой жизни!

— Привет, Матушка Гусыня. Как твой Гусенок? В футбик играет? — я наклонился, прислонил ухо к круглому животику и замер на несколько секунд в неудобной позе.

Рыж, поглаживая пузеню, засмеялась:

— О, прямо в ухо твое толкается. Он у нас так только на кайтеров реагирует. Видать, чует хороших людей. А, вот еще на вчерашнюю Русалку так же среагировал.

— Какую русалку? — удивленно взглянул на друга, выпрямляясь и приобнимая Рыж за плечи.