Седьмая вода

Я, стараясь двигаться как можно медленней и спокойней, обернулась. И поняла, что прошедшие годы не сильно изменили манеры моего сводного братца к лучшему. Он, помятый и взъерошенный, стоял в дверях кухни, как всегда в одних только заношенных джинсах, под которыми, как я знала, нет белья. Ну, или не было раньше. На секунду меня накрыло волной дежа-вю. Словно и не было пяти лет вдали от дома, и я снова та самая девчонка, жизнь которой однажды превратилась в ежедневный кошмар с появлением этого сексуального монстра.

— Здравствуй, Арсений, — как можно безразличнее произнесла я, невольно сравнивая образ, который я увезла отсюда в памяти, на самом деле желая забыть как можно быстрее, с реальной картинкой.

Да, он такой же высокий, как я помню. Но словно стал еще больше, потому что раздался в плечах. Наверное, ему больше подойдет выражение «заматерел», как повзрослевшему, ставшему еще опасней хищнику. Арсений был мускулистым и потрясающе сложенным даже в пятнадцать, когда я его впервые увидела. Но сейчас его плечи, руки, которые он по своему обыкновению засунул в карманы джинсов, грудь и торс выглядели так, словно его отретушировали, несмотря на то, что он был совершенно расслабленным с самого утра. С первого дня нашего знакомства девчонки и даже молодые женщины велись на него, как сумасшедшие, словно и не замечая циничного огня, никогда не покидавшего его глаз. Уже в юности взгляд его абсолютно однозначно говорил о порочности, притаившейся в глубине этого серого льда. Даже когда мне было тринадцать, я почувствовала это, попавшись в плен обжигающе холодного совершенства, окруженного нереальной для парня чернильной пеленой густых и длинных ресниц. И всегда поражалась, как никто из тех, кто сходил по нему с ума, не замечал, насколько он жесток и безразличен ко всему, кроме собственных желаний и удовольствий. Хотя нужно быть честной, впервые увидев его, я подумала, что он просто невозможно красив, и мое девчачье сердечко затрепетало в горле от мысли, что мне предстоит жить с ним под одной крышей и видеть каждый день. Но так было до тех пор, пока мы не остались наедине, и он не открыл свой рот…

Я как можно быстрее подняла глаза от темной поросли волос, ныряющей под его штаны, к его лицу. Странно, но вечно растрепанная копна черных волос пропала, оставив на своем месте короткий ежик. Что, впрочем, нисколько не умаляло его привлекательности, даже наоборот, делало ее более рафинированной, что ли. Он явно еще не брился с утра, и небольшая щетина затеняла его щеки и подбородок, придавая чертам мрачную отчетливость. Резко очерченный красивый рот неожиданно дернулся в улыбке, которую можно было бы принять за настоящую, если бы я точно не знала, что на искреннюю радость относительно меня он не способен.

— Ну, здравствуй, Василиса Прекрасная.

Да ладно, мы же не будем опять играть в эту детскую игру? Пора бы вырасти, братец.

— Как жизнь в столице? — он вошел в кухню и остановился, привалившись голым плечом к холодильнику.

— Спасибо, прекрасно! — сухо ответила я и перевела взгляд на Максима Григорьевича. — Я бы не хотела вас стеснять, может, я сразу поеду на квартиру?

Однокомнатная квартира на другом конце города была подарком мне к совершеннолетию и памятником тому, как я не ужилась кое с кем под одной крышей.

— Васенька, тебя не было так долго, и мы решили сдать ее, чтобы она не пустовала. Я не смогу попросить квартирантов съехать раньше, чем через месяц, — немного смущенно ответил мужчина.

— А что, разве в доме из девяти комнат тебе тесно, сестренка? — Арсений полез в холодильник и вытащил сок.

Повернувшись ко мне, он стал пить прямо из пакета, не отпуская мой взгляд, и я видела, как двигается его горло, проталкивая внутрь холодную жидкость. Я сразу отвернулась, отгораживаясь от воспоминания, как видела этот дергающийся кадык прямо над моим лицом, и тогда это не имело никакого отношения к питью.

Перед этим что-то мелькнуло на его лице, какая-то мимолетная гримаса, смысл которой я уловить не успела и не собиралась об этом думать.

— Да, действительно, Васенька, — поддержал отец сына. — Мы не стесним друг друга. Мы с Арсением почти весь день на работе, возвращаться будем только поздно вечером. Ты тут сама себе хозяйка будешь.

Арсений обошел стол и стал у меня за спиной. Отчего у меня немедленно возникло ощущение тревожащего прикосновения на затылке, медленно стекающего вниз по спине.

— Ладно. Думаю, я вполне могу остаться и здесь. Могу я занять мою старую комнату? — поднялась я, спеша избавиться от напрягающего меня присутствия «любимого» родственничка.

— Почему ты спрашиваешь? — искренне удивился Максим Григорьевич. — Мы ничего не трогали с тех пор, как ты уехала. Все на своих местах. Иди, прими душ и отдохни.

— А когда мы к маме поедем?

— Я звоню в больницу каждый час. Она пока в реанимации, а туда не пускают. Мне даже не позволили посмотреть от двери. Но я им заплатил хорошо, Васенька, они будут тщательно за ней ухаживать и, как только будет можно, позвонят нам сами даже среди ночи.