Седьмая вода

— Да ладно! Можно же мне немного полюбоваться на моего смущенного сына? Нечастое зрелище, скажу я тебе. Марина уверенно идет на поправку, хотя совру, если скажу, что не хотел бы быть сейчас там с ней. Василиса… думаю, она успокоится и начнет справляться. Она сильнее, чем даже сама о себе знает, — при этом отец нахмурился, выдавая свое беспокойство, и добавил, заметно делая над собой усилие. — И им пойдет на пользу побыть вместе. А тебе, сынок, будет весьма полезно лечь и нормально выспаться. Домой поедем? Там дверь вроде уже новую поставили.

— Думаешь, это правильно? Может, тут останемся?

— Ну, в принципе, тоже вариант. Мне все равно еще кучу звонков надо сделать. Не хочешь под конец просветить меня, что там за ситуация с Марком, что тут у нас обретался?

Я, не колеблясь, рассказал, и отец помрачнел.

— Не думаю, Сеня, что это действительно выход из этой ситуации. Как-то все для меня слишком не поддается расчету возможных последствий. Хотя, конечно, это может потому, что я человек того же поколения, как вы выражаетесь, «динозавров», и веры в силу интернета и СМИ у меня особого нет. В любом случае я буду поднимать свои старые связи и пытаться действовать по старинке. Что-то да получится, сын, так или эдак. Выберемся, были времена и не так влипать случалось.

Отец, уже погрузившись в свои мысли, пошел к двери.

— Выспись, сын, — бросил через плечо.

И хоть до этого мне в глаза было хоть спички вставляй, но стоило улечься на простыни, насквозь пропитанные запахом нашего с Васькой вчерашнего секса, сна как не бывало! Я провертелся часа полтора, возбужденный и реально несчастный. Вот всегда прикалывался над любовными страдашками других, теперь сам лежу, вздыхаю и готов скулить, как же мне рядом не хватает Васькиного тепла. Вот по уму поменяй белье и все — спи себе, Сеня. Черта с два! Буду спать так, пока не вернется! И пофиг мне на гигиену! Вообще перестану бриться и мыться, пусть потом видит, какой я весь без нее разнесчастный, запущенный и неухоженный! Фыркнув собственным мыслям, не выдержал и набрал Василису. Она ответила мне почти сразу, и голос уже был спокойным и немного сонным. У меня перед глазами тут же предстала картинка, как она лежит, обнаженная, сонная, вся такая мягкая, теплая, моя. Знаю, что это не так, но кому нужна достоверность? Я и сам не заметил, как из разговора о делах мы медленно и совершенно естественно перешли к поддразниваниям, и я прямо-таки слетел с катушек, шепча ей все те безумные и отвязные вещи, что хочу с ней сотворить. Захлебывался собственным дыханием, сжимал стояк сквозь ткань, отчетливо видя перед глазами каждую срывающую крышу картинку. Позвоночник гнуло, бедра сводило судорогами, балансировал на самой грани и отказывался срываться без нее. Плевать, насколько это мучает обоих. Чем более лютым будет голод, тем ярче его утоление, и никаких, мать его, перекусов! Перебьюсь, небось, яйца не отсохнут! Теперь только вместе с моей занозой! Измучив обоих своими фантазиями, я, наконец, провалился в сон без всяких сновидений.

Следующая пара дней была сплошной суетой. Мы с отцом мотались по объектам, встречались с нужными людьми, контролировали ход ремонта. Пока просвета не было видно, найти кого-то среди папиных старых связей, через кого можно было бы как-то повлиять на нашего могущественного оппонента, в этой ситуации не получалось. К тому же и на самого заказчика на охрану этого злополучного завода выйти не получалось. Он словно пропал, и на все вопросы что-то невнятно мямлил его помощник, который только и мог сказать, что ничего не знает и не решает. Марк тоже будто сквозь землю провалился, и я уже, если честно, готов был сорваться и поехать в загородный дом его отца и буквально потребовать, чтобы засранец хотя бы подтвердил, что жив. И лишь только мысль, что это может смешать все планы Марка, останавливала меня. Время шло, решения не находилось, вся суета раз за разом оказывалась тщетной. Конечно, с нами никто не связывался, угроз и нападений больше не было, но срок суда по заводу был все ближе, и растущее напряжение не ощутить было невозможно. Что-то будет и очень скоро, тут уж не надо быть ясновидящим. Единственными светлыми моментами для меня были разговоры с Василисой. Я просто не мог дождаться, когда окажусь один и смогу снова нашептывать ей, как ее личный демон-искуситель. Доводя ее до крайней степени возбуждения и истязая себя, но наслаждаясь даже этим контактом на расстоянии так, как никогда раньше полноценным сексом с другими.

Но вот утром четвертого дня все изменилось. Разбудил меня шум, и, вскочив, я выбежал из кабинета, что уже был как дом родной, только для того чтобы мне в лицо уперлось дуло автомата.

— Сеня, сынок, спокойно. Мы во всем разберемся! — в голосе отца явственно услышал крайнюю степень сдерживаемого гнева.

С десяток спецназовцев в масках и бронежилетах держали на прицеле не только меня, но и отца и остальных присутствующих, и не было похоже, что это чья-то неудачная шутка.

— Арсений Кринников, я так понимаю? — раздался мужской голос, полный холода и даже почти презрения.