— Спасибо за правду, — пересохшими губами, прошептал он. — Никогда не думал, что самый страшный и кровопролитный бой — может быть только бой, который идет внутри тебя! …Когда-то проявление чувств и любовь я воспринимал с огромным скепсисом, даже не предполагал, что это застанет меня вот так врасплох, без предупреждения. Я сам не понял, как принял это состояние в себя. Любовь — состояние эйфорической контузии, все мысли и действия направлены к объекту своих чувств. Но если о любви я слышал, то с тем, с чем я столкнулся здесь, всей этой нашей ситуацией — я не нахожу нужного описания… — Илай говорил и говорил, пытаясь хоть как-то освободиться от терзающих его эмоций, — Я знаю основы пилотажа всех аэрокосмических объектов, устройства кораблей, характеристики вооружения, правила рукопашного боя, я подготовлен к атакам и отступлению — но я бессилен против этого!!! Я … когда тебя увидел с … Зуром, … меня будто опустили в кислоту, живьем. Значит, вот как выглядит ревность. Жуткое состояние, даже хуже чем желание смерти. Такое ядовитое, и поедающее изнутри. И что интересно слово «смириться» — здесь совершенно неуместно. Это нельзя принять и как-то с этим жить. …Этим можно только изменить свою суть, пропустить этот яд сквозь своё сердце, разум, свою душу и закалиться, выработать иммунитет. …Похоже, другого пути у меня и нет. … И почему ты не пристрелила меня, почему не позволила остаться там?!! Энн, посмотри на меня! Скажи мне одно, если вдруг гипотетически Зур отпустил бы тебя, тогда ты была бы со мной?
Глядя ему в глаза, Энн неуверенно вздохнула, стараясь даже в этот тяжелый момент быть честной перед ним:
— Наверное, … я не знаю наверняка. Если Зур вдруг оттолкнет меня, но в том случае, если ты ничего ему не сделаешь. То же касается и Зура — если он прольёт твою кровь, я буду ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. И он это знает, его химерское чутьё много чего ему обо мне нашептывает, обо всех нас. Но такого не случится, Илай, химеры не отрекаются от своих женщин.
— Тогда на «Азимуте» я сказал, что благодарен тебе, за то, что ты появилась в моей жизни, за то, что ты стала её важной частью. Я сказал, что где бы ты ни была, я буду ждать и верить! — Илай замолчал на минуту, и вся его внутренняя борьба, на какой-то момент отразилась на его несчастном лице, болезненно его исказив. — Всё остаётся по-прежнему, Энн. Зур может запретить нам быть вместе, но он не сможет запретить мне любить тебя. Я …всё равно люблю тебя, прежде всего за твою суть, а не за тело, не только из-за того, что мне было хорошо с тобой, и я почти терял сознание, когда мы целовались. Для меня не важно …, не очень важно с кем ты будешь, главное это видеть тебя и быть, наконец, рядом. Я не боюсь Зура и твоих братьев! Я буду бороться с ним по-своему. …Не плач. И помни — я буду ждать и верить, потому что люблю! — он обнял её, с нежностью целуя в губы и мокрые щёки. — Не терзай себя, малышка, иначе мне становится ещё тяжелее. Я пойду, но я с тобой!
Когда за ним закрылась дверь, дрожащей рукой она взяла таблетку и судорожно глотнула снотворное. Сил больше не осталось и Энн, в конце концов, уснула.
Как заставить две половины сердца подчиняться одному сознанию? Когда одна часть твоей души незримо по пятам следует за одним сердцем, а другая часть души тянется к привычным уже сложившимся тесным и трепетным отношениям? А, как известно две души в одном теле существовать не могут, вернее, могут, но лишь в воспаленном сознании душевнобольного человека. И Энн уже не знала нормальная она или нет! Похоже было, что нет, потому что с того момента как Илай поднялся на их корабль — покоя она уже не знала! Осознавать себя в двух направлениях было просто невыносимо. Она поняла, что принимаемые её рамки — как раз и не совпадают с её внутренними рамками и нормами отношения к жизни. Всё ещё больше запутывалось, и чтобы хоть как-то попытаться установить перемирие между своими половинками души, Энн стала избегать встреч как с Зуром, так и с Илаем. Временно отойдя в тень.
Чувствующий её на расстоянии Зур, пока принимал такие условия. Он был в своей среде, и со свойственной ему самоуверенностью Зур даже не сомневался, что Энн не посмеет предать его ещё раз, сейчас он как никогда чувствовал, что перевес сил на его стороне. Просто эта неоднозначная ситуация щекотала ему нервы, делала его чувства острее, создавая реальность ощущений ходьбы по краю. Но была ещё одна причина, по которой Зур согласился терпеть присутствие солдата на их корабле — он хотел отомстить ему за муки и собственные страдания, которые терзали его после признания Энн. Зур желал убедиться, что солдату так же больно, как было больно и ему, прекрасно осознавая, что в случившемся есть только половина вины Илая.