Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости: как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху

К счастью, появляется новое интуитивное мироощущение. Это не обычное время. Поэтому мы должны развивать понимание сетей, – зная сети, мы постигнем суть их силы, как сказал бы Витгенштейн. Как оказалось, это не так уж сложно. Потому что мы уже окружены сетями. И чтобы понять несоответствие старых понятий новому сетевому пространству, нет лучшего способа, чем просто посмотреть на серьезнейшие проблемы, стоящие на повестке дня. Через двести лет, когда крупнейшие компании, миллиардеры и революционеры нашего времени будут выброшены за горизонт истории, в собирательной исторической памяти человечества останутся только перемещения стран и народов, чередование войны и мира. Как самые явные признаки развала феодального устройства отобразились на полях сражений Европы, точно так же нынешний развал наших индустриальных обычаев отмечен тем, как мы ведем войны, пытаемся установить мир или разрешить проблемы, касающиеся будущего всего человечества. А наши ведущие политики и интеллектуалы? Как вы уже могли догадаться, большая часть того, что у них на уме, в той или иной мере является противоположностью того, что предполагает Седьмое чувство.

Глава 3 Война, мир, информационные сети

В которой Седьмое чувство затрагивает вопросы войны, мира и влияния информационных сетей, которые станут частью нашей жизни, нравится нам это или нет.

Одним осенним вечером 2009 года я получил неожиданный звонок из Пентагона. Соединенные Штаты к тому моменту уже почти десять лет как вели войны с Афганистаном и Ираком. Каждая по-своему выказывала странный, смещающийся характер, своего рода смутное предзнаменование великого кровопролития, всегда приводившего в ужас военных и политиков. Старая солдатская поговорка – бойтесь хаоса, как врага, – словно бы постоянно подогревала эти две битвы. Однажды, перед тем как я произнес речь перед аудиторией новоиспеченных генералов с одной звездой, один генерал с четырьмя звездами отвел меня в сторону на секунду. Он объяснил, что я буду говорить с толпой офицеров – выходцев из залитых кровью улиц этих войн, своими глазами видевших, как подчиненных им солдат убивал чаще всего невидимый враг. «Вам нужно помнить, что эти люди выжжены, выжжены десятилетием сражений», – сказал он. Лучшие военные умы Америки пытались с характерно прямой и неумолимой энергией обуздать дикость этих войн. В книгах, в газетах, в тысячах патрулей, через миллионы часов обучения языкам, на протяжении бесконечных ночей, полных риска, – они пытались. Никогда особо не удавалось. Никогда не было уверенной победы. Войны, которые поначалу казались такими победоносными, тянулись дольше, чем какие-либо другие в истории нации. Это были машины страха и ужаса. Виктор Крулак, американский эксперт по подавлению восстаний и генерал-лейтенант Корпуса морской пехоты США, заметил однажды: «Война, к которой готовишься, это редко та война, которую в конце концов получаешь». Эта фраза отзывалась во всех боевых действиях США после трагедии 11 сентября. Одним из уроков как Афганистана, так и Ирака было то, что Пентагон и вооруженные силы не были готовы к тому, что их ожидало. Солдаты прибыли в Багдад в лесном камуфляже легкобронированных машин Humvee, вооруженные планами танковых битв, – сплошь ошибочными и в большинстве своем опасными. Самым смертоносным оружием тех войн были самодельные взрывные устройства, СВУ: скрытые связки динамита, изолента, сотовые телефоны-детонаторы и острое, пронзающее железо. От них не было спасения. Угроза СВУ, как вспоминал один офицер, «это современный пример того, как оперативная, если не сказать стратегическая, неожиданность застает врасплох традиционные армии». Как очень многое в нашу эпоху, малые проблемы быстро обращались в стратегические кризисы. Одно мгновение в разгаре битвы, – скажем, взрыв под небронированным грузовиком – могло заморозить операции дивизии стоимостью в миллиард долларов. Почти у всех возникал вопрос, иногда проговариваемый вслух: «Почему это произошло?» И сразу за этим вопросом следовало: «Какого лешего мы здесь делаем?» Маленькие бомбы потрясали не одни лишь Humvee; они расшатывали саму американскую концепцию ведения войны.

Когда заходишь в Пентагон, тебя тотчас поражает его необъятность и объем – он давит. И ты думаешь, что, конечно же, здесь есть кто-то, у кого есть план на все. Но там не было таких людей; там и сейчас их нет. И все же его массивность, невыразимая историческая сила и тяжесть американской мощи настолько умопомрачительны, что его частая несдержанность перед лицом меняющегося мира производит особенно сильный, врезающийся в память шок. Солдаты, прошедшие через эти холодные провальные ночи на самом краю зоны влияния сверхдержавы, исходили беспокойством. То был зыбкий комфорт жизни в больших, старых структурах, сталкивающихся с быстрым и необратимым будущим.