Это было вполне оправданно, разумеется. Странно ведь, что трубчатые бомбы стоимостью 100 долларов разоряли американский бюджет в 15 триллионов долларов. Но в провозглашенной миссии JIEDDO ощущалась недосказанность. Победить
Накануне Рождества 1787 года Томас Джефферсон написал письмо Джеймсу Мэдисону из Парижа. Мэдисон в это время находился по другую сторону Атлантики, где он трудился над дополнениями новой американской Конституции, черновой вариант которой был написан весной. Двое состояли в переписке и писали друг другу с легкой фамильярностью собратьев-революционеров. Джефферсону было тогда 44 года, он преданно исполнял свою роль посла США во Франции и был «жестко закален», как он сам про себя писал, чарами материка. Мэдисону было 36. Через 20 лет он был избран президентом и стал преемником Джефферсона. Мэдисон, можно сказать, был первым президентом, проводившим активную внешнюю политику: он по-своему влиял на ход войны 1812 года и осуществил Луизианскую покупку – приобретение земель у Франции. Уже в 1787 году его называли «отцом Конституции».
Джефферсон начинает свое письмо с книжных отступлений, которые следовало ожидать: он просит Мэдисона выделить для него несколько нянь для обучения его детей и спрашивает о пакете отборного риса из Южной Каролины, утерянного при перевозке, не торопясь поразить французские палаты американскими достижениями. Однако затем Джефферсон все же переводит разговор в русло того, что, как он уверен, волнует Мэдисона, – новой Конституции. «Мне вообще нравится идея формирования правительства, существующего самостоятельно и мирно», – говорит он, давая положительную оценку балансу, представленному в документе. Новая Конституция США, чувствовал Джефферсон, отражала новейшие политические, межличностные установления, формы отношений между людьми и властью, между штатами и центром, между сельским хозяйством и коммерцией. По его словам, он был «очарован» увиденным.
Джефферсон писал, что такая система особенно приходилась ему по душе потому, что она демонстрировала слишком яркий контраст с постоянной резней, имевшей место в Европе. «Франция, со всем ее деспотизмом, с постоянными двумя или тремя сотнями тысяч человек при оружии, за три года моего пребывания здесь повидала три восстания», – сетовал он. На самом деле французская революционная эпоха тогда только начиналась. До падения Бастилии было 18 месяцев, до обезглавливания короля Людовика XVI – 5 лет. Скоро парижане станут воспринимать восстания с периодичностью в год как мирное состояние. В этом письме Джефферсона и в других, которыми он обменивался с Мэдисоном этой зимой и следующей за ней весной, очень явно прослеживается его предчувствие того, что новые силы раздирают мир на части и что Америке нужно позиционировать себя в соответствии с новым порядком как во внутренней, так и во внешней политике. Джефферсон знал, чего требует новая эпоха – свободы, – и именно в этом духе осыпал Мэдисона своими предложениями. Именно в письме от декабря 1787 года он отмечает, что не одобряет отсутствие «билля о правах»; это замечание привело к упорядочению важнейшего в историческом плане импорта.