Один за другим пользователи, общавшиеся с ELIZA, погружались в транс беседы с компьютером. Они уверовали в то, что машина способна помочь им. Даже профессиональные психологи писали Вайзенбауму, что его чудо-машина в один прекрасный день лишит работы тех, кто ставит диагнозы и консультирует людей. Такой ход событий казался естественным этапом неотвратимого прогресса, к которому все давно привыкли. Более технологичные холодильники, более надежные ремни безопасности, более быстрые самолеты, больше пластика – почему среди этого перечисления не может быть компьютера, проводящего терапию? Это звучало по-своему чудесно. «Ряд практикующих психологов действительно верил, что программа DOCTOR могла вырасти в почти полностью автоматизированную форму психотерапии», – писал Вайзенбаум несколько лет спустя в своем шедевре «Сила компьютеров и Разум людей». Он был в ужасе. Вайзенбаум прекрасно понимал, что участие, выражаемое ELIZA, было искусственным.
«Не могли бы вы выйти?» – сказал однажды секретарь Вайзенбаума, захваченный некоей особенно личной беседой с ELIZA. «Именно эта реакция на ELIZA показала мне яснее, чем когда-либо прежде, какие преувеличенные надежды даже самая образованная публика способна возложить – даже желает возложить – на технологии, которых она не понимает», – писал он. Он был серьезно обеспокоен. Кто вообще понимал технологии? Точно уж не пользователь. И вот здесь, перед ним сидит его секретарь, не имеющий даже отдаленного представления о том, как устроена машина, очарованный интимной беседой с ней. Доверяющий ей. Грандиозная сила таких машин – и людей, которые обладают контролем над ними, – вызывала панику у Вайзенбаума. «Программист, – заключил он беспокойно, – это создатель вселенных, над которыми властен только он один».
Оглядываясь на несколько сотен лет европейской истории назад, оксфордский профессор Дэвид Пристленд понял, что энергетические переходы можно уловить, отследив объединения, ненависть и надежды трех характерных, взаимодействующих групп. Он их представлял как своего рода касты. Если индийский социум можно разбить на браминов, кшатрий, вайшьи и шудры, то и самую влиятельную европейскую элиту можно разделить на купцов, военных и мыслителей. Под купцами Пристленд имел в виду банкиров, торговцев и промышленников, чей капитал и политическое влияние вывело Европу из феодального состояния в продвинутое промышленное. Медичи, голландские торговцы кофе, шотландские шелковые бароны. Под мыслителями же он подразумевал духовенство и, позже, технократов различных империй: Джона Локка в Англии, Отто фон Бисмарка в Пруссии и Никколо Макиавелли в Италии. Солдатами он признал как выдающихся европейских аристократов-воинов, так и таких выдающихся фигур, как Наполеон и Веллингтон, владеющих искусством войны не как свихнувшиеся кровожадные варвары, но как непревзойденные артисты.
Пристленд писал, что интересы этих трех каст в определенные моменты могли функционировать как мощные шестеренки исторического механизма. Объедините высокообразованных государственных деятелей Франции и ее великолепных солдат – и вы получите период расцвета империи. Слейте воедино торговцев-банкиров Великобритании и ее опытных мореплавателей – и вы получите мировой викторианский успех. Конечно же, такие купцы, военные и мыслители существуют и сегодня. Сегодня они размещены в суверенных валютных фондах, они принимают участие в важнейших заседаниях, они преподают в духовных семинариях и проводят исследования в лабораториях. Американское могущество, если угодно, можно представить как слияние финансовых и коммерческих каст этой страны с сильной и опытной военной кастой. Сейчас на арену выходит Новая Каста, которая контролирует сети, от которых мы все зависим. И поскольку все, что они делают, для нас представляется чем-то эфемерным и невидимым, они представляют собой именно то, чего боялся Вайзенбаум, – они творцы вселенной, в которой они сами являются единоличными хозяевами.
Члены этой Новой Касты определяются близостью к коммуникативным сетям, определяющим наш мир. Эта фракция нашего общества обладает высоким влиянием, которое к тому же постоянно растет. Они управляют машинами и владеют базами данных. Их компьютеры управляют целыми рынками, они же и формируют цены и регулируют денежный оборот. В любой соединенной системе сейчас есть люди, обладающие бóльшим знанием и большей силой, чем другие. Они сильны не только потому, что они соединены, но также потому, что они сами создают и направляют такие системы.