Седьмое лето

Ладони – в дерево крышки, ступни, через подошву ботинок – в железо ступеньки, спину в… спину в заряженный напряжением воздух…

Через семь лет после образования союза советских социалистических республик, в далёком тысяча девятьсот двадцать девятом году, народным комиссариатом путей и сообщений, была официально запрещена бурлацкая тяга. Одна из самых тяжелых и монотонных профессий, более чем с четырёх вековой историей, прекратила своё существование.

За тот период, пока Земля, восемьдесят с лишним раз, облетела вокруг Солонца, маленькие и быстро исходящие очаги тягового труда, иногда всё же вспыхивали на территории равной одной шестой части суши (в основном в годы Великой Отечественной Войны), но в итоге сошли на «нет».

На «нет» своей естественной формы.

Павлик, который и слышать не слыхивал о существовании ни бурлаков, ни НКПС, ни даже СССР (хотя бывало, что пару раз в разговорах сестёр Дубцовых пролетал этот непонятный набор букв, но он, так и не спросил о его значении), сейчас, косвенно, оказался вовлечённым в профессию, увековеченную Ильёй Ефимовичем Репиным.

Он тянул.

Тянул так, что зубы, в правильном прикусе, вдавливая друг в друга, заставили побелеть дёсны, что веки, плотно закрывшись, скрывали глаза, с уже успевшими лопнуть, тремя капиллярами, что мышцы, облегающие скелет, водолазным костюмом, готовы от напряжения моментально порваться, стоит лишь прикоснуться к ним любым острым предметом.

Но в отличие от участников Рыбинских артелей, цеплявших бечевы к расшивам лишь из финансовых соображений, семилетний мальчик, обвязанный целью самоутверждения, пытался доказать, что он уже достаточно взрослый и в состоянии позаботиться о себе сам, без какой либо помощи извне.

И эти попытки, вытянуть на новый уровень, при помощи так внезапно и естественно сложившегося обстоятельства, рушились, даже не успев толком начаться.

Вытягивание себя, при помощи себя же спасения, осуществлялось противоположным физическим действием – толканием.

Крышка, упорно отрицая механическое давление снизу, наглым образом отказывалась открываться.

Бывший хозяин дома, что в совершенстве владел профессией самого известного в истории человечества рогоносца, постарался на славу – массивные, гладко обтёсанные доски, не смотря на то, что прошло уже лет тридцать, не рассохлись, а всё так же плотно прилегали друг к другу. С верхней стороны, убитые, освежёванные и расчленённые берёзы, были оббиты, в три слоя, листами оцинкованного железа.

Зачем всё это?

Тут два варианта – либо этот рукодельник, которого уже семнадцать лет как нет в живых, настолько увлекался плотницким занятием, что даже такую мелочь, как «крышка в ямку», делал на века, чтоб ей, беззаботно, могли пользоваться его дети, внуки, правнуки, вплоть до пра пра пра пра пра.… Либо же, он собирался разводить зомби, используя искусственное углубление в земле, как место их обитания, сокрытое от глаз людских, а сколоченную из дерева, как надёжное средство защиты и самосохранения.

Лично мне, второй вариант нравится больше.

Но, как бы то ни было, итог оставался прежним – крышка, закупорившая собой трахею (ямка – лёгкие, сарай – голова, окна – глаза, дверь – рот, шифер – волосы) зарытого, по подбородок, в землю, деревянного, искусственно созданного чудовища, пропиталась, неизвестно откуда взявшимися килограммами и уверенно заняла свою «застойную» гражданскую позицию.

Несмотря на все колоссальные усилия, приложенные Павликом, чтоб это исправить.

Оптимизм постепенно улетучивался…

Словно алкоголь, из гранёного стакана, наполненного спиртом и оставленного у фотографии с чёрной ленточкой…

30

Всё с чего-то начинается и имеет свою отправную точку.

Если верить Толковому словарю Ожегова, то одно из значений слова «Начало» – это «Первый момент или первые моменты какого-нибудь действия, явления».

А где оно, это самое начало, в таком явлении, как «Жестокая смерть районного участкового Семёна Семёновича Жмайло»?

«Як умру, то поховайте
Мене на могилi,
Серед степу широкого,
На Вкра"iнi милiй»[29]

Так же, как масло, пролитое Аннушкой, аукнулось потерей головы Берлиозу, так и два события тысяча девятьсот пятого года, можно считать началом конца одноногого защитника правопорядка.

Первое – тринадцатого июня (по старому стилю). Покупка ревизором мичманом Макаровым двадцати восьми пудов несвежей говядины на одесском рынке.

Второе – четырнадцатого июня (по старому стилю). Выкрик артиллерийского унтер-офицера Григория Вакуленчука – «Та доки ж ми будемо рабами?!», отказывающегося, вместе с остальной командой броненосца «Князь Потёмкин-Таврический», есть борщ из протухшего мяса.

В год, когда Сёмин дед только-только встретил женщину, которой суждено стать матерью его отца, оголодавшие матросы, сами того не ведая, уже решили судьбу его внука.

Вот такая вот увертюра кровавого spectaculum, произошедшего в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, по адресу – улица Чкаловская дом тринадцать.

Но, обо всём по порядку.