Седьмого не стрелять (сборник)

– Я в деревне родилась и жила там долго, – продолжала Ольга. – Мы, девки, бывало, по вечерам собирались на посиделки у кого-нибудь или нанимали для этого избу. К нам на посиделки приходили с гармошкой парни. Под свет лучины пряли пряжу, а парни лапти плели. Песни играли чуть не до рассвета. Как вспомню те времена, молодость – сердце щемит, слёзы на щеках. Интересно было как-то тогда, люди дружные были, весёлые.

За дверью избушки холодный пронизывающий ветер раскачивает верха векового леса, а он, с проседью и мхом на стволах, устало стонет, как больной старик. Угрюмая пустота и грусть заползают в душу. Плохо в такое время одному, без общения, уж так устроен человек.

– Конечно, раньше всё было по-другому, на свой манер, – поделился Иван. – Матушка моя тоже из деревни – с Ветлуги, часто вспоминает молодые годы. Взять хотя бы лирическую сторону жизни – молодёжные сходки. Раньше о техническом прогрессе и не мечтали, главным музыкальным инструментом была сама душа человека да гармонь с балалайкой. В каждом человеке была искорка таланта, были и свои деревенские артисты. Мама рассказывала, что огромным событием на селе был концерт местных самодеятелей. А что сейчас? Люди уединились в своих стенах, уткнувшись в телеящики. Знать никого не хотят, порой даже не знают соседа на лестничной площадке: не стало единства в людях как раньше. А эти заграничные фильмы ужасов о насилии, убийствах воспитывают в нашей стране преступников. Надвигается волна криминала.

– Это дьявольская сила подняла голову, вселяясь в души людские. Забыли люди Бога. Забыли его заповеди, как праведно жить на миру.

– Заповеди? Это такие правила, что ли? – поинтересовался Мишин. – Так расскажите?..

За разговором не заметили, как пламя в печи улеглось, угли подёрнулись серебристой пеленой пепла. Ольга поворошила кочерёжкой, угли вспыхнули, морщинистое лицо её осветилось горячим румянцем, и он не сходил во всё время разговора.

– Заповеди даны, чтобы люди не болели, а жили в блаженстве и любви, Бог дал народу повеление – десять заповедей, точно указывающих, что должен делать человек и чего избегать. Вот послушай, Иван Михайлович, что заповедал Бог: Первая заповедь гласит: Я Господь Бог твой, и не должны быть у тебя другие боги, кроме меня.

Вторая: Не сотвори себе кумира и всякого подобия, не кланяйся им и не служи им.

Третья: Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно.

Четвёртая: Помни день субботний, чтобы святить его (т. е. проводить его свято): шесть дней работай и делай, в продолжение их все дела твои, а день седьмой – день покоя (суббота) посвящай Господу Богу твоему.

Пятая: Почитай отца своего и матерь свою, чтобы тебе хорошо было, и чтобы ты долго прожил на земле.

Шестая: Не убий! Шестою заповедью Господь Бог запрещает убийство, т. е. отнятие жизни у других людей, и самого себя (самоубийство), каким бы то ни было образом.

Седьмая: Не прелюбодействуй. Седьмою заповедью Бог запрещает прелюбодеяние, то есть нарушение супружеской верности и всякую незаконную и не чистую любовь.

Восьмая: Не воруй. Восьмою заповедью Бог запрещает кражу, то-есть, присвоение каким – то ни было образом того, что принадлежит другим.

Девятая: Не произноси на другого ложного свидетельства.

Десятая гласит: Не желай себе жены ближнего твоего, не желай дома ближнего твоего, ни поля его… эти заповеди стали договором Бога с людьми и назывались Ветхим, Старым заветом.

– Ветхий, Старый. а что, есть и новый завет? – прищурясь, спросил Иван.

– Да, есть.

8

Вечерело. Мишину следовало идти на свой пост – на крышу сарая. После нескольких бессонных ночей я стал сомневаться в правильности выбранного метода охоты. Становилось ясным, что медведь охотника чует и терпеливо ждёт, когда тот покинет пасеку.

Выход из ситуации предложила сама хозяйка.

– Медведко-то понимает, что неспроста охотник сидит на крыше. Вы, Иван Михайлович, укройтесь в избушке, отдыхайте, а я подежурю, придёт грабитель – позову.

Иван согласился и, устроившись на топчане, стал коротать ночь.

Окно избушки наглухо закрыто одеялом так, что свет наружу не виден. Со стороны можно подумать, что в избе никого нет.

Холодный ветер завывал в трубе буржуйки. Проволочные заграждения с навешанными банками иногда подавали звуки ложной тревоги. Хотелось выбежать с ружьём, но вперёд, крадучись из дома, выходила Ольга, подолгу слушая ночные шорохи и звуки, а возвратясь, грела лицо и руки возле боков печки. Отогревшись, она садилась за стол и, в который раз открыв псалтырь, читала молитвы, усердно крестясь на образа.

Мишину тоже не спалось. Он попросил Ольгу рассказать об Иисусе Христе. И женщина, повернувшись на табуретке, тихо стала говорить: