Как только решение вкусить от дерева познания добра и зла претворяется в жизнь, диалог между женщиной и змеем превращается в триалог
, разговор с участием трех сторон. Бог обращается к змею как к отдельному и значимому участнику конфликта, сыгравшему первостепенную роль. «И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту», – провозглашает Он (Быт 3:15)[117]. В этих словах звучит ясная мысль, что Бог непременно вмешается и опровергнет точку зрения змея. Ожидание этого вмешательства является одной из основных тем Нового Завета. Павел уверяет единоверцев в Риме, что «Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими вскоре» (Рим 16:20), и в этом заверении отчетливо слышен отголосок книги Бытие. Автор Послания к Евреям, отсылая читателя к тому же стиху, поясняет, что Иисус пришел во плоти, чтобы «смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола» (Евр 2:14). Иоанн тоже прекрасно понимает, какую роль сыграл сатана в грехопадении человека, и говорит: «Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола» (1 Ин 3:8). Обратимся к Евангелию от Луки. В одном из стихов, который тоже явным образом перекликается с книгой Бытие, Иисус заверяет Своих учеников, что над ними не властны никакие демонические силы: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам» (Лк 10:19). Все это служит еще одним подтверждением, что события, описанные в книге Бытие, играют весьма существенную роль в общем сюжете Библии. Новозаветное прочтение первых главы Бытия вытекает из содержания текста, а не благодаря казуистическим доводам его толкователей. Более того, уже в книге Бытие просматривается перспектива восстановления отношений между Богом и человечеством, которое, как и должно, осуществится в тех же параметрах, что и их разрыв.ДРАМА, В КОТОРОЙ ЗАДЕЙСТВОВАНЫ БОГ, ЗМЕЙ И ЛЮДИ, ЗАКАНЧИВАЕТСЯ В КНИГЕ БЫТИЕ НА СУРОВОЙ НОТЕ
Если мы будем воспринимать первые главы Бытия как цельное повествование, то, конечно же, обратим внимание на то, что сообщение о седьмом дне размещено в контексте попытки представить Бога в ложном свете. В ситуации конфликта седьмой день приобретает большее значение, чем то, какое он имел бы в контексте спокойствия и порядка, в котором не звучал бы враждебный голос. Обвинение, выдвинутое змеем, делает еще менее вероятным, что Бог однажды махнет на седьмой день рукой, иначе Ему придется признать, что у Него нет средств отстоять Свое доброе имя. Соблюдение седьмого дня, к которому многократно побуждает верующих Библия (Исх 20:8; 31:13–16; Втор 5:12; Неем 13:22), от начала представляло собой обязанность, продиктованную идеологическими и богословскими факторами. Главное, что нужно блюсти и хранить, это уверенность в совершенстве Божьего творения, которое Бог подчеркнул через установление седьмого дня (Быт 1:31–2:3).
Драма, в которой задействованы Бог, змей и люди, заканчивается в книге Бытие на суровой ноте. Люди изгнаны от лица Божьего (Быт 3:22–24). Впереди их ждет тернистый путь, каждодневный труд в поте лица ради пропитания и неизбежная старость (Быт 3:18, 19). А в конце этой дороги они обратятся в то, из чего были сотворены в самом начале: «Прах ты и в прах возвратишься» (Быт 3:19). Такова повесть о потерянном рае.
Однако путь этот начинается с заверения в том, что путники не будут идти по нему в одиночестве. Об этом как раз и свидетельствует седьмой день, внедряющий Божье присутствие в реальность человеческого бытия. Изгнание из райского сада еще не говорит об отсутствии Бога в жизни человека. Не отрицая, что люди возвратятся в
прах, не будет преувеличением сказать, что седьмой день при этом пропитан надеждой на то, что в свое время они восстанут из праха. Седьмой день от начала призван, с одной стороны, напоминать о Боге-Творце и о реальности потерянного рая, а с другой – вселять надежду и указывать на возможность вновь этот рай обрести. При этом ориентация на будущую надежду сильнее, чем на память о прошлом. В своей изначальной форме седьмой день – не только как памятник, но и как обетование. Он предсказывает, что Божье «хорошо весьма» никуда не делось, что в конце концов человеческий опыт будет преображен в стезю надежды. В первых главах Библии, где библейское повествование возвещает об отчуждении человечества от Бога и утрате райского блаженства, седьмой день, дарованный и предписанный Богом, говорит о Его решимости исправить то, что пошло неверным путем.