С того злополучного момента, когда Ася подслушала не предназначенный для её ушей разговор, она не знала покоя и никак не могла избавиться от назойливого желания знать, насколько глубоким было его чувство к Лин, и что в его сердце от этого чувства всё ещё осталось. То, что что-то точно осталось, не вызывало у неё никаких сомнений. Она не понимала, что именно ею движет, побуждая доискиваться правды, несмотря на то, что, с какой стороны ни взгляни, а это желание сложно было назвать разумным. Она пыталась унять его, вполне отчётливо осознавая, что копаясь в чужом прошлом, рискует изменить что-то, и далеко не в лучшую сторону, в собственном будущем. Но это желание требовало удовлетворения, требовало напористо, агрессивно, не считаясь с разумными доводами. Она словно вдруг оказалась у какой-то призрачной черты, которая обязывала её сделать выбор — выбор между знанием правды и неведением. Удовлетворением обычного женского любопытства тут и не пахло. Обычное любопытство не сопровождается щемящей болью в груди и тем характерным сосущим ощущением под ложечкой, которое способен вызвать только страх. Правда могла оказаться жестокой и разрушительной. Но с такой же долей вероятности правда могла подарить ей вожделенный душевный покой, который она так неожиданно утратила. Пятьдесят на пятьдесят. Один шаг за черту в пока ещё скрытое за плотным туманом неизвестности пространство, и, либо твёрдая почва под ногами, либо падение в пропасть. Оставаясь в неведенье, она, на первый взгляд, рисковала значительно меньше, но сомнения, которые в этом случае остались бы при ней, могли в результате оказаться не менее разрушительными, чем самая жестокая правда.
Она посмотрела ему прямо в глаза и почему-то задала не тот вопрос, который собиралась задать.
— Петя, ты меня любишь? — спросила она.
— Да, — не колеблясь ни секунды, не отводя взгляда и не выказывая ни малейшего удивления, твёрдо ответил он.
— Скажи, что любишь меня, — потребовала она, удерживая его взгляд.
— Я тебя люблю, — произнёс он так серьёзно и весомо, что это прозвучало, как клятва. Казалось, он почувствовал, насколько важно ей сейчас это услышать. Возможно даже, что для него самого было не менее важно сказать ей это.
Его тон и то, что она отчётливо видела в его глазах, не оставляли сомнений в том, что он говорит правду. Ася решила, что этой правды ей достаточно, и никакую другую правду знать она не хочет.
***
Никите не удалось переупрямить Лин и уговорить её пропустить в этот день поход на пляж, но он приложил все усилия к тому, чтоб у неё не осталось ни единого шанса снова обгореть. Он тщательно контролировал время её пребывания на солнце, педантично отсчитывая каждую минуту, а после очередного захода в воду обмазывал её защитным кремом с ног до головы.
— Ник, ты меня достал! Сколько можно меня намазывать?! Я уже похожа на кусок сала — такая же жирная и скользкая, — в конце концов возмутилась Лин. — Оставь меня в покое! Всё должно быть в разумных пределах.
— Ничего, потерпишь. Кашу маслом не испортишь, — категорично заявил Никита, крепко удерживая её за руку и продолжая методично размазывать крем по её телу. — Это лучше, чем потом в бреду валяться.
— Ну, всё, хватит уже! — раздражённо вывернулась Лин из его рук. — Я пить хочу.
Она наклонилась за бутылкой с водой, но та оказалась практически пустой.
— Я схожу за водой, а ты сиди тут и не смей вылезать из тени, — сказал Никита.
— Ты же намазал меня кремом! Через такой слой не то, что солнечный луч, стрела не пробьётся. Я с тобой пойду, — попыталась настоять на своём Лин.
— Я сказал сидеть и не высовываться из тени, — приказным тоном заявил Никита и тронулся в лагерь.
— Раскомандовался тут. Он бы ещё на цепь меня в каком-нибудь тёмном подвале посадил, чтоб я не перегрелась, — пробурчала Лин, обращаясь к Петру, сидевшему неподалёку, и скорчила в адрес Никиты недовольную гримаску, но потом всё же послушно уселась на подстилку, над которой нависал защитный экран.
— Он просто старается о тебе заботиться, — пожал плечами Пётр и понимающе ей улыбнулся.
— Такой заботой он мне совсем житья не даст, — хмыкнула Лин и тоже ему улыбнулась.
— Лин… ты правда вчера обгорела на солнце, или это то, о чём я думаю? — многозначительным тоном выдал Пётр, пользуясь моментом, пока их никто не слышит. Остальные члены команды в это время были заняты игрой в мяч.
— Я просто обгорела, не волнуйся, — заверила его Лин, сразу уловив суть вопроса.
— Ты не думаешь, что Никите, всё-таки, лучше знать…? — после небольшой паузы осторожно поинтересовался Пётр.
— Нет, не думаю, — жёстко отрезала Лин.
Пётр немного помолчал, сосредоточенно глядя куда-то в сторону, потом снова повернулся к Лин и спросил, чуть понизив голос:
— А мне ты скажешь, если что-то снова будет не так?
Она пару секунд молча смотрела ему в глаза, потом согласно кивнула. В её взгляде неожиданно проступило что-то, что отозвалось в его душе непонятной тревогой.
— Петя, ты береги себя. Ладно? — вдруг тихо и очень серьёзно сказала она.