— Так, подожди… — следователь пробежал глазами текст. — Вот, выдержка из местной белгородской газеты от 1940 года… Слушай, Чердынцев, тебе не кажется, что мы ерундой какой-то занимаемся? Запутал ты меня совсем! Просил найти Амалию Штерн? Видимо, это она и есть, его дочь. А Горецкая, наверное, просто…
— Слава! — моментально взвился Макар. — Я тебе русским языком объясняю, что Горецкая и есть Штерн! То есть, по-моему, не она, а… — он схватился за голову и взъерошил волосы.
Дверь в зал приоткрылась, и милая бабусечка в длинной вязаной кофте, едва перебирая ногами, двинулась в сторону туалета.
— Короче, — понизив голос, продолжил Макар, — срочно узнай все об Амалии Горецкой, понял? Как она стала Горецкой, я уже в курсе. Ты говоришь, Брусникина? Ладно, допустим, а до Брусникиной она кем была?
— Да объясни ты толком, в чем дело, наконец! — скрипнул зубами следователь. — Тебе наследство оставили? Квартирку нехилую к ногам бросили? Так какого ты…
— Что? — побледнел Чердынцев. — То есть, по-твоему, все свои подозрения я теперь должен спустить в унитаз?!
Словно в подтверждение его словам, раздался звук сливного бачка, и вскоре бабусечка так же медленно прошествовала снова в зал.
— Мне не нужна эта гребаная квартира, мне нужна правда! Семья Штерн — мои родственники, связь с которыми была утеряна очень давно. Я лично искал их, а нашел Горецкую. Тоже, как и ты, сопоставил время рождения. Ну и, конечно, инициалы… — Макар с трудом сдерживался, чтобы не начать орать. — Я был в Добринске пять лет назад, понимаешь? Был! И встречался с Горецкой… — Макар оттянул ворот свитера и дернул шеей.
— Она сказала тебе, что это она и есть? Та самая Амалия Штерн?
— Нет, — поморщился Макар. — Она сказала, что мы какие-то ее дальние знакомые. Но я видел, что она прекрасно знает, о чем говорит.
— Бабке почти сто лет было, может, обозналась? — с надеждой спросил Ерохин.
— И по недоразумению оставила мне, как ты говоришь, свою гребаную квартиру? — съязвил Макар.
— Тоже верно… — следователь почесал затылок. — Но ты же понимаешь, что все твои доводы вилами на воде писаны? Внешность? Знаешь, люди меняются с возрастом, делают пластику и вообще… ты меня грузишь по полной программе, а мне ведь еще Жданову эту искать, черт бы ее побрал! Зима, мороз, а она с маленьким ребенком, хрен знает, где шатается!
Не сдержав стона, Чердынцев сжал кулаки.
— Смотрю, прихватило тебя. Да уж, неприятная история, — усмехнулся Ерохин. — Ладно, найдем мы эту чокнутую мадонну с младенцем и вытрясем все, что она знает!
— Нет! — Макар вцепился в плечи Ерохина и несколько раз хорошенько его тряхнул. — Не говори так о ней!
— Белены объелся?! — окрысился Ерохин и стал оттаскивать Макара от себя.
Дверь открылась, и в коридор выглянул Щербинин. Оценив обстановку, он поцокал языком:
— Молодые люди, вы ведь не на свадьбе, чтобы драку устраивать!
— Упаси господь, — возразил Макар и огладил плечевые швы на пальто Ерохина.
— Вам показалось, — фыркнул следователь, вылезая из-под рук Макара.
— А я все думаю, куда же вы исчезли, Макар Дмитриевич? Посидели бы с нами еще хоть полчасика! И ты, Слава, проходи. Амалию Яновну помяни со всеми.
— Всенепременно зайдет, — кивнул Макар и, дождавшись, когда за худруком закроется дверь, быстро сказал: — Слава, я тебя очень прошу — помоги! Вижу, не веришь мне. Но что тебе стоит пробить прошлое бабки, а? Я ведь не справлюсь сам.
— Да понял я, понял, — отряхнулся Ерохин. — Прилипчивый ты, Чердынцев! А еще, буйный! Поэтому тебя и кидает из стороны в сторону. Ладно, пошел я. Бумаги тебе оставить?
— Да! — воскликнул Макар, и выхватил файл.
— Псих, — пробормотал Ерохин. — Как есть, псих. И что ты намерен делать? — он смотрел с подозрением, будто выискивая в Макаре очевидные признаки безумия.
— Что буду делать? — Чердынцев приподнял бровь и зловеще ухмыльнулся. — С народом общаться.
— Не покусай только никого, — качнул головой следователь. — Ладно, будь. На связи тогда.
— На связи! — Макар кивнул и, не дожидаясь, пока Ерохин уйдет, вернулся в зал.
Он медленно шел вдоль стола, всматриваясь в лица присутствующих. Все уже заметно расслабились, официантка уносила пустые бутылки. Заняв место рядом с худруком, Макар налил в чистый стакан клюквенный морс и прислушался к разговорам. О Горецкой уже и не вспоминали — обсуждали пенсионную реформу, болячки, упадок отечественного искусства и отсутствие талантов у современной молодежи.
— Альберт Венедиктович, — склонился Макар к уху соседу, — я вот тут подумал…
— Да? — отозвался худрук, промокая губы салфеткой.
— Хочу Александра Карловича навестить. Не знаю, прилично ли заявляться к нему во время болезни, но он был другом Амалии Яновны и мог бы поведать мне что-то о ней, так сказать, по-родственному. Как вы считаете, не будет ли это выглядеть наглостью с моей стороны?
Щербинин на секунду задумался, а потом всплеснул руками: