Седьмой переход

— Но Жилинский смотрит дальше Ярска. А ты в своей статье по сути дела ставишь под сомнение необходимость строительства Рощинского комбината, а о Приозерном комбинате и слышать не хочешь. На каком основании? Существуют, мол, старые комбинаты, их и надо расширять. Кто-нибудь скажет со стороны, что Речка рассуждает по-хозяйски. А ведь это мелкая спекуляция. Рощинский комбинат будет сооружен на богатом месторождении, с пуском его — Жилинский прав! — медеплавильные заводы всего Урала получат мощную рудную базу. Выходит, что беспартийный геолог думает в масштабе Урала, страны, а коммунист Речка заботится только о Ярском промышленном районе...

— Опять сгущаешь краски.

— Нет, ты уж потерпи, пожалуйста, уважай читателя! Пойдем дальше. Как говорят, чем дальше в лес, тем больше дров. Почему тебя, раздражает сама мысль о строительстве Приозерного комбината? Ведь ты слыхал, наверное, что никеле-кобальтовое месторождение в Приозерном по структуре своих руд резко отличается от ярских месторождений, на которых работает существующий комбинат. Как же мы его будем расширять, если нужна принципиально новая технологическая схема? Нет, Егор Егорович, не о «наращивании мощностей старых комбинатов» ты так заботишься, вовсе нет. Тебя определенно тревожит будущее только своего собственного треста: придется, мол, делиться, отпочковывать одно строительное управление за другим; появятся, мол, новые тресты, и мой, заслуженный, «гвардейский» трест затеряется среди них. Вот чего ты боишься. Выходит, что лично ты заинтересован лишь в «наращивании мощности» своего треста. В прошлый раз мы с тобой поговорили в твоем кабинете. Помнишь? Но я и представить себе не мог, что ты способен зайти так далеко. Ведь ты не Родион Федорович Сухарев — тот смолоду привык к спасительным кавычкам, хотя живая, «раскавыченная» жизнь давненько посмеивается над ним. Ты — строитель в буквальном смысле слова, и вдруг оказываешься в незавидном положении сухаревского «подрядчика»: в поте лица своего выполняешь заказ отщепенца, возомнившего себя «ортодоксальным» деятелем. Не гоже, не к лицу себе такой подряд!..

— Преувеличиваешь, все ты преувеличиваешь... Ладно, я пойду,— Речка поднялся, грузно опираясь на подлокотники кресла, протянул Лобову руку, всем видом выказывая полнейшее равнодушие к устроенной им громкой читке и этой лекции. Леонид Матвеевич уловил перебивчивую дрожь в его руке, несхожую с мерной работой пульса. «Э-э. да ты, действительно, зело расстроен», — подумал он.

— Куда теперь направляешь свои стопы?

— В снаб, за цементом, больше идти некуда, — размашисто махнул рукой Егор Егорович и тяжело двинулся на выход. В приемной он покосился на закопченный обрывок тюлевой занавески, небрежно кивнул секретарше, торопливо вышел в коридор, где с утра до вечера прогуливаются в ожидании приема «чрезвычайные послы» заводов, фабрик, строек.

«Зря не пригласил Егора на квартиру,— пожалел Лобов.— А впрочем, так лучше, пусть помучается без свидетелей. Да у него здесь свояк, есть к кому зайти, есть с кем потолковать до отхода поезда. Вполне возможно, что сей ученый своячок и втолкнул Егора в нежилой «подвал» ведомственного еженедельника...» Ему захотелось вернуть Речку, попытаться еще разок вызвать на откровенность, но, вспомнив, что значит Сухарев для Насти, он отказался от своей мысли.

Нет, нелегко, накрепко связанным одной общей молодостью, обвинять Друг друга в середине жизни: неровен час, уступишь чувству или хватишь через край.

16

Ну и буйные же ветры на Южном Урале!

Разыгравшись где-нибудь в Притоболье, на целине,— там есть где разгуляться, — ветер мечется по всему предгорью, кружит, петляет по склонам диабазовых увалов, прорывается через горловины глухих расселин, взлетает над утесами, падает в поймы рек, и все ищет, ищет выхода из тупика. В конце концов найден удобный коридор, и со всего разгона вымахнет опять же в степь, столкнется с девятым валом разбушевавшегося урагана, вскинется разъяренный на дыбки. Тут-то и. закипает снежный водоворот — света не видать. Горы с их ущельями — певучими трубами — подобны гигантскому органу: они без перерыва, сутки напролет, одну за другой подхватывают могучие, дивной красоты, февральские фуги просыпающейся Сибири.