Седьмой переход

Василиса провела гостью по всем трем комнатам, еще не обжитым, пахнущим клеевой побелкой. Квартира понравилась Анастасии, особенно приглянулась ей средняя полукруглая комната с балкончиком, откуда открывался вид на заснеженный проспект, в конце которого возвышался старый вокзал, высвеченный на темном фоне неба станционными огнями.

— Посидите, пожалуйста, я сейчас...— торопливо проговорила хозяйка и быстро вышла, почти выбежала на кухню.

Анастасия боязливо осмотрелась. Ей вдруг захотелось встать, уйти, пока не нагрянул сам хозяин. Ну, к чему она тут? Чтобы увидеть его лишний раз? Безрассудно!.. Но так уже устроено женское сердце: чем больнее ему, тем оно упрямее.

Бесцельно разглядывая убранство комнаты, она обратила внимание на фотографию, наспех приколотую в простенке. То был неплохо сделанный этюд: на камне, у ручья, струящегося на галечном перекате, сидели мирно, рядышком, молодой, улыбчивый мужчина в косоворотке и девушка-подросток в светлой кофточке с подвернутыми выше локтя рукавами. Они, верно, устали, путешествуя по берегу ручья, и присели отдохнуть... Анастасия переменилась в лице: такой знакомой показалась ей эта идиллическая картинка. Она подошла поближе. Ну, конечно, перед ней был Леонид, неузнаваемо возмужавший после того — памятного отъезда из Южноуральска, и подле него беленькая угловатая девчонка, в которой не сразу угадывалась теперешняя Василиса Григорьевна, пышная и коренастая. «Чем же ты оказалась лучше?» — спросила ее Анастасия с грустью, потревоженной нечаянным воспоминанием.

— Это мы снимались накануне нашей свадьбы,— долетело до нее точно издалека.

Она поспешно обернулась: в дверях стояла Василиса.

— Ведь и не верится, что вы такой вот школьницей выходили замуж.

— Восемнадцати с половиной лет! Давненько мучаюсь с моим благоверным, коего, как он говорит, перебрасывают с места на место, точно безусого лейтенанта.

— Теперь, наверно, будете жить оседло...

— Пожалуйста, Анастасия Никоноровна, чем богаты, тем и рады.

— Напрасно вы...

— Странно! Вы у пас — первая гостья. Новоселье мой муженек все откладывает. Сижу одна в этой башне из слоновой кости... Угощайтесь, пожалуйста. Вот грибы, свои, подмосковные. Варенье — тоже. Какого вам: вишневого, клубничного или ранеточного?.. Знаете что, давайте-ка, право, выпьем по рюмочке в знак дружбы. У меня есть настойка, опять же своя, подмосковная.

— К вам опасно заходить!

— Гарантирую вам полную безопасность,— в тон ей заметила Василиса, не подозревая второго — скрытого смысла своих слов...

И у Леонида Матвеевича в этот вечер было праздничное настроение. Вернувшийся из Москвы председатель совнархоза вызвал его и объявил наедине, без посторонних:

— Твоя слезница возымела неожиданное действие. Во-первых, решено форсировать Ново-Стальский комбинат. Во-вторых, предрешен вопрос о двойном увеличении мощности Ярского завода тяжелого машиностроения..

Леонид Матвеевич молча пожал ему руку.

— Я тут ни при чем,— смутился Рудаков. Его землистое лицо покрылось коричневыми пятнами, он тяжело отвел взгляд в сторону.

— Не обижаешься, Нил?

— Обижался там, в Москве. Прошло.

Они помолчали, не зная, что еще сказать друг другу. «Как я его упрашивал подписать докладную в ЦК, отказался, а теперь переживает»,— подумал Леонид Матвеевич.

— Кто же там занимался нашими делами?

— Многих втянули в разговор,— нехотя начал Нил Спиридонович.— Из ЦК твою записку передали в Совмин. Сперва заседали у Земцова. Ты знаешь, Земцов — мужик крутой, предпочитает горняцкий фольклор. Прихожу я в земцовскую приемную, там весь синклит собрался: Борисенко из Госплана, ученые мужи из ЦНИИ черной металлургии, представитель Главстроя и прочие. У всех толстенные папки, я с пустыми руками. Посмеиваешься? Тебя бы туда!.. Но, к счастью, мне защищаться не пришлось. Земцов с ходу напал на Борисенко и компанию. Заранее подготовился. А что касаемо крепких выражений, то они всегда у него наготове,— Нил Спиридонович встал, прошелся по кабинету, нетвердо ступая на ворсистую дорожку.

— Надеюсь, сия сценка доставила тебе удовольствие?