Седой Кавказ

А дело было так. В то время Шаранов, как секретарь обкома, возглавлял идеологическую работу в республике и одновременно курировал деятельность административных органов, то есть спецслужб. Он обладал полной информацией обо всех руководителях. От одного упоминания его фамилии тряслись коленки у высших номенклатурных работников. Шаранов пользовался незыблемым авторитетом и властью, и вдруг в Грозный прислали нового первого секретаря обкома – Брасова. По старой привычке, или традиции, Шаранов, как-то зашел без спроса в кабинет первого руководителя, безмолвно уселся на почетное место, закурил папиросу.

– У Вас ко мне дело? – после долгого молчания спросил Брасов.

– Да нет, просто решил вас проведать, – снисходительно бросил Шаранов, выдыхая клубы дыма, роняя пепел на ковер.

– Если у Вас нет дел, то я, как видите, занят, и нечего без моего вызова и тем более без спроса лезть в кабинет первого секретаря, – жестко среагировал Брасов, в упор уставившись на Шаранова. – И впредь запомните еще, в моем кабинете курить Вам, – на последнем слове он сделал особое ударение, – категорически запрещено… Освободите кабинет, и если нет дел, то и свой тоже. Постойте, пепел с ковра надо убрать. У нас в стране нет прислуги.

Выходец из крестьян, всю жизнь горбативший Шаранов, добившись безграничной власти, в душе все равно сохранил нрав крепостного. Последние лет десять он только сам отдавал приказы и поручения, и вот неожиданно, услышав первый окрик, он встрепенулся, покорно вытянулся, угодливо побежал в приемную. Когда в поисках веника и совка он рылся в шкафу уборщицы, с ним случился удар. Три недели он пролежал в спецбольнице, а по выписке помощник первого секретаря попросил его подать заявление в связи с уходом на пенсию.

По переезде в Москву, Шаранов долго и упорно пытался нагадить Брасову. Однако из этого ничего не вышло. Тем не менее он не сдался и, покровительствуя, всячески помогая таким, как Ясуев и Докуев, пытался хоть как-то напакостить, насолить Брасову, тем более, что все это делалось небескорыстно, и если ранее Шаранов всегда бывал умеренным, даже брезгливым к подношениям, то в последнее время, к старости, у него разыгралась нешуточная алчность, перешедшая просто в вымогательство. И как Шаранов не загибал планку комиссионных, вайнахи^*, армяне, евреи да и грозненские русские волей-неволей по старой привычке обращались за посредничеством к влиятельному пенсионеру. На сей раз у Докуева было много дел к старому покровителю. Во-первых, просил Шаранова обеспечить влиятельный звонок из ЦК КПСС лично Брасову с требованием оградить Ясуева от всяких притеснений и с обозначением явной поддержки в Москве. Во-вторых, порекомендовать тому же Брасову назначить первым секретарем одного из районов республики председателя передового колхоза «Путь коммунизма» – Докуева Албаста. В-третьих, вновь через «Росвино» восстановить Домбу в своей должности или хотя бы назначить кладовщиком на Грозненском винно-коньячном комбинате. В крайнем случае, Домба согласен перейти на периферийный винзавод, сохранив должность. Все эти вопросы мог бы решить на месте и сам Ясуев. Однако в последнее время то ли Ясуев, как второй секретарь обкома, делится неверно, то ли стал наступать на пятки первому секретарю. Короче, из Москвы их надо помирить или четко обозначить сферы влияния и контроля.

И наконец, последний вопрос, это судьба осужденного сына Домбы – Анасби. Проблема обсуждается не впервой, и, как радостно сообщает Шаранов, первого мая, сразу же после демонстрации, член коллегии Верховного суда России должен приехать на его дачу и там в строгой конспирации окончательно обозначить все нюансы сделки.

Вечером первого мая к даче Шаранова подъехала черная «Волга» со спецномерами. Высокий мужчина, как в непогоду, глубоко напялил шляпу, поднял воротник плаща и спешной походкой засеменил в дом. По уговору с хозяином Домба затаился на втором этаже. Докуев долго и безуспешно вслушивался в голоса из гостиной, однако кроме шума телевизора ничего не слышал. Тогда он очень осторожно приоткрыл дверь и босиком, на цыпочках, спустился на полпролета лестницы.