Сефира и другие предательства

Развязка наступила очень быстро: Конни поразила скорость, с которой отца Рика убедили согласиться на досрочную пенсию и место в доме престарелых. Минуло всего несколько дней, даже не неделя, в течение которых он вновь стал напоминать себя прежнего. Он подписал все бумаги, необходимые для увольнения из колледжа и переезда в Моррис-Хиллз. Он спокойно разговаривал с Риком и Конни, почти не упоминая о грядущем возвращении Седны. Через два дня после того, как он поселился в своей новой маленькой комнате, где-то в мозгу Гэри произошло катастрофическое событие, которое врачи отказались называть инсультом, заявив, что все результаты МРТ отрицают это. (Честно говоря, они казались озадаченными тем, что произошло с ним ночью.) Как бы оно ни называлось, это «происшествие» оставило его в нескольких шагах от кататонии, он периодически реагировал на происходящее и, как правило, делал это бессмысленно. Было много разговоров о дальнейшем обследовании, о привлечении узких специалистов, возможных поездках в больницы других штатов, но ничего не происходило. Конни сомневалась, что вообще произойдет хоть что-то из обещанного. В учреждении содержалось более чем достаточно «жильцов», способных высказать свои жалобы и делавших это, и менее чем достаточно персонала, который мог бы побеспокоиться о человеке, чей язык ничего сказать не мог.

Как ни тяжела была болезнь отца Рика, Конни чувствовала, что должна быть благодарна за то, что та не затянулась дольше, чем это происходило на самом деле. Из разговоров с сотрудниками Моррисона она узнала, что могут пройти годы, прежде чем ухудшение состояния родителей убедит их самих/их семью в том, что нужно что-то делать. В то же время Рик неоднозначно относился к тому, что его отцу предстоит жить в доме престарелых. В их собственном доме достаточно для него места: он мог бы устроиться в спальне на первом этаже с собственной ванной комнатой. Но ни один из них не годился – да и, честно говоря, не был готов, – заботиться о нем. Согласие Рика на переезд отца можно назвать условным. Он настоял, и Конни согласилась, что они еще раз оценят ситуацию через шесть месяцев. Однако этот договор пришлось аннулировать из-за коллапса Гэри, который привел к тому, что он стал нуждаться в уходе гораздо более высокого уровня, чем тот, к которому был подготовлен любой из них двоих. Какой бы иррациональной ни была эта мысль, Конни знала, что Рик воспринял катастрофу отца как своего рода упрек Вселенной в первую очередь за то, что он согласился отправить родного человека в дом престарелых.

Конни не осознала, что вновь заснула, пока не заметила, что потолок и стены спальни исчезли – их сменило усыпанное звездами ночное небо. Кровать ее стояла на обширной равнине, тускло освещенной совокупным сиянием звезд. Темно-красное пространство равнины было испещрено бороздами, изрезано каналами, у Конни создалось впечатление, будто все покрывала густая грязь. Плюс холод: хотя кожа не ощущала его, она как бы знала, что в этом месте, где бы оно ни было, лютый холод, способный мгновенно заморозить ее: кристаллизовать кровь, обратить органы в кусочки льда.

Слева от нее по равнине медленно двигалась фигура. Трудно было сказать наверняка, но, похоже, это был человек, одетый в черное. Через каждые несколько шагов он останавливался и внимательно изучал землю под ногами, время от времени приседая и тыча в нее одной рукой. Конни казалось, будто она довольно долго наблюдала за ним. Она обратила внимание, что ее кровать усыпана орхидеями с фиолетовыми и розовыми лепестками. Наконец она откинула одеяло, опустила ноги в красную грязь и направилась к человеку.

Вопреки ожиданиям, грязь под ногами оказалась не хрусткой от тонкого льда, но твердой и немного упругой. «Как такое может быть?» – недоумевала она. Оглянувшись через плечо, она увидела, что кровать с цветами оставалась на месте. Будучи еще далеко от человека, она уже знала, что мужчина впереди нее одет в смокинг и что это отец Рика. Ни то, ни другое не удивило ее.

В отличие от того Гэри Уилсона, что приснился ей раньше, этот стоял прямо, казался настороженным. Он разглядывал серии впадин на поверхности равнины, каждая глубиной примерно в фут, и располагалась футах в шести перед следующей, расположенной за ней. На дне впадин сквозь красную грязь просвечивало что-то темное. Вот он нагнулся, чтобы ткнуть пальцем в одну из впадин, после этого начисто облизал палец. Конни почувствовала внимание Гэри к ней задолго до того, как приблизилась, но он ждал, пока она не окажется совсем рядом, чтобы сказать:

– Итак?

– Где мы?

– Ох, да ладно тебе, – в его голосе явственно прозвучало разочарование, – ты ведь знаешь ответ на этот вопрос.

Она знала:

– Седна.

Он кивнул:

– Питомник.

– Для этих? – она показала на углубление перед ним.

– Разумеется.

– А что это?

– Эмбрионы, – его щека дернулась.

– Не понимаю.

– Сейчас объясню.