Сефира и другие предательства

Переход к машине получился довольно долгим. Гэри шел медленно, нерешительно, словно опасаясь из-за слишком резкого движения развалиться на части в буквальном смысле слова. Лизе вспомнились кое-кто из ее пациентов, приспосабливающихся к своему телу после инсульта или серьезной травмы, заново учащиеся пользоваться им, «быть» в нем. (А он всерьез говорил, что побывал в аду?) На пороге Лиза захлопнула за собой дверь и, поддавшись импульсу, подолом рубашки стерла с нее свои отпечатки пальцев. Тут ей пришло в голову, что в доме она открывала несколько дверей и если всерьез намеревалась избавиться от свидетельств своего присутствия здесь, следует протереть дверные ручки в доме.

– Сейчас вернусь, – крикнула она Гэри, который шаркал по дорожке к машине.

Когда она спешила по темным коридорам, протирая рубашкой дверные ручки, в голове мелькнуло видение, как она выходит на улицу и обнаруживает недвижимого, безжизненного Гэри, полицейский автомобиль, наконец появившийся в ответ на жалобы соседей на то, что кто-то как сумасшедший носится на машине по их такой обычно тихой улице. Никто не поверит ни единому ее слову, ничему, кроме того, что она, узнав об изменах мужа, жестоко убила его. На основании улик, которые обнаружат полицейские при осмотре дома, они могут предположить, что она убила Гэри здесь и ее застигли в процессе перемещения тела мужа в некое место с целью избавления от него. На суде ее попытка стереть отпечатки пальцев будет воспринята не только как признак вины, но и свидетельство ее виновности, указывающий на то, что она сознавала, что делает, и пыталась избежать наказания за это. Ее обучение боевым искусствам будет использовано, чтобы представить ее как человека физически достаточно сильного и агрессивного для совершения акта насилия. Учитывая политический климат, обвинение несомненно представит ее как разгневанную латиноамериканку, жаждущую горячей мести. Все это обернется последним жестом – поднятым средним пальцем – женщины, которую она никогда не видела, но которой доставит большое удовольствие разрушить ее жизнь.

Лиза была настолько уверена в том, что все произойдет именно так, как она только что представила, что, выскочив на крыльцо и обнаружив Гэри по-прежнему на своих двоих, стоящего у ее машины, а полицейского патруля нет в помине, она покачнулась, едва не потеряв равновесие: голова закружилась от нахлынувшего облегчения. Второй раз она захлопнула за собой входную дверь и провела подолом рубашки по дверной ручке. Она поспешила к машине, открыла ее и подождала, пока Гэри опустится на пассажирское сиденье. Ему никак не удавалось нащупать ремень безопасности. Охваченная нетерпением поскорее уехать, все еще наполовину ожидая, что по улице уже мчатся копы, она выдернула пряжку и пристегнула мужа, волосы на ее затылке встали дыбом, когда она невольно прижалась к его груди.

– Спасибо… – прозвучал его голос откуда-то справа.

– Не за что, – откликнулась она, подумав, насколько смешна сейчас взаимная вежливость.

Где-то в глубине ее сознания прозвучал голос отца:

– Хорошие манеры всегда уместны.

«Даже в такой ситуации, да, папа?»

Она въехала в Гугенот с преувеличенной осторожностью человека, который не уверен, что абсолютно трезв после пары рюмок, выпитых пару часов назад, ведя машину на разрешенной скорости или чуть ниже, наблюдая, как стрелка спидометра падает с 55 до 40, затем с 40 до 30 – перед знаками ограничения скорости, на которых наживались местные копы, – включая поворотник задолго до поворотов и полностью останавливаясь у знаков «Стоп» на пути движения. Подобное поведение на дороге в это время ночи и впрямь могло вызвать подозрения, но если повезет, полицейский в патрульной машине в засаде у обочины не посчитает его поводом покидать укрытие.

В машине висел резкий запах крови. А между Лизой и Гэри – тяжкое молчание, усугублявшееся тем фактом, что за гулом двигателя она не могла слышать дыхание мужа. «Нет, конечно нет», – подумала она, что не исправило ситуацию. Она взглянула на Гэри, который смотрел прямо перед собой, его лицо блестело от алых слез, катившихся по щекам.

– В чем дело? – спросила она.

– В этом, – ответил он, поднимая руку, чтобы показать на деревья, темные дома, мимо которых они проезжали. – Все так прекрасно. Мне больно видеть все это.

– Так что с тобой произошло? – спросила она.

– Сефира, – сказал он, губы его дрожали. – Она не… Она сделала это со мной голыми руками. Только это были уже не руки. – Он вытер слезы рукавом ее куртки.

– О чем ты?

– Сефира. Она не человек. Она чудовище.

– Ясное дело.

– Да нет же, – голос Гэри срывался. – Я тебе говорю, она настоящий монстр.

– Это ты долбаный монстр.

– Нет, нет. Я о том, что не в тот момент, когда мы с ней… она превратилась…

– Ладно, проехали… – сказала Лиза.

Однако еще через минуту, не слушая, работают ли легкие Гэри, она спросила:

– Говоришь, побывал в аду?

Он замялся, потом сказал:

– Ага.

– Что… Какой он?