Сефира и другие предательства

– Мрачный, – сказал Гэри. – Почва твердая, острые камни. Стоит пошевелиться – режет тебя. Кругом огонь, реки, озера огня, как разливы магмы. Кое-где пламя вырывается из скал гейзерами пламени. Воздух весь напитан удушливым дымом. Хочется плакать, кричать, но если будешь слишком шуметь, привлечешь демонов.

– Демонов?

– Или дьяволов. Я слышал, их называют и так, и так, – Гэри помедлил. Новые слезы потекли по лицу. – Они ужасны. И не было среди них двух одинаковых. И все какие-то… искореженные. Некоторые высокие и тощие, с одной или двумя лишними руками. Некоторые передвигались, скрючившись едва не до земли – как пауки. Видел нескольких демонов, живущих в огне, в разливах лавы. Кожа у них обугленная, покрыта осколками треснувшего и расколовшегося панциря, которые вплавились в нее. Некоторые из них горели, местами или целиком. Их лица… Чтобы рассмотреть их, лучше к ним не приближаться, иначе окажешься в их лапах, и все. Пропадешь. Но когда я только очутился там и увидел одного… аж мороз по коже. Половина черепа проломлена, на месте второй половины огромный круглый глаз, из которого торчало с полдюжины металлических осколков. А его рот… – голос Гэри оборвался.

Лиза повернула налево на Старую Солдатскую.

– А как ты туда… вот просто взял и вошел?

– Это все равно что спросить, каково это – умереть.

– Да, похоже на то.

– Жуть. Сефира… то, что она творила со мной… это продолжалось долго. И все то время я находился в сознании. Даже представить не мог, что такое возможно, – он сглотнул. – Я полагал, что после определенного момента, предела, организм не выдерживает и отказывает. Сердце просто останавливается – от шока. Однако ошибался. Сефира каким-то образом меня обездвижила. После чего… вскрыла меня. Боль была такой… нет слов описать ее. Это настолько превосходило все, что я когда-либо чувствовал раньше, что я думал: «Это не по-настоящему, это не может быть явью». Я хочу сказать, что это было воображаемое, но «воображаемое» – абсолютно неподходящее слово, я знаю. Но я оказался в ситуации, которая могла произойти только в моем воображении, так что оно вроде как имеет смысл. На перекрестке с Голдинг Лиза повернула направо.

– Всегда надеялся… когда прежде приходили мысли о смерти, о том, как я хотел бы умереть… – Гэри умолк.

– Все хорошо, – сказала Лиза. – Если не хочешь больше ничего говорить, то все в порядке.

– Так вот, я хотел бы тихо отойти в мир иной, – продолжил Гэри. – Забыться сном, знаешь, как бывает в конце тяжелого вымотавшего тебя дня. Чтобы сон тот – как теплая постель, в которую ты погружаешься. Я полагал, что это лучший уход. Если не постепенно и легко, то сразу, так скоро, что не успеешь осознать, что случилось с тобой. Я боялся страданий, хотя меня беспокоила вероятность рака, но никак не… потрошение. – Он покачал головой.

– В подвале, где Сефира разместила меня, стоял красно-белый холодильник. Не полноразмерный, а такой, переносной. Достаточно вместительный для пикникового ланча. Рядом с ним лежали пакеты со льдом, штук семь или восемь. После того, как она закончила ломать мне ребра… после… она оседлала меня. Потом подошла к холодильнику и опорожнила в него половину пакетов. Помню, как, падая, шуршал лед. Я дышал так часто, что у меня началась гипервентиляция, но потерять сознание мне не удавалось, как бы отчаянно ни старался. Я слышал, как бьется мое сердце. С таким звуком странным… мокрым. Полагаю, я знал… Я собрал все кусочки воедино и понимал, что происходит. Поверить в происходящее я не мог, но знать – знал. Ее руки, ее предплечья сделались… острыми, режущими. Ее лицо… Она бросила пустой пакет, который держала в руках, и снова уселась на меня. Она что-то сказала – кажется, «Ну-ка, посмотрим». Я все пытался говорить, умолять ее, но челюсть мою тоже парализовало. Единственное, на что я был способен, – это на крики и стоны. Сефира подалась вперед и вонзила в меня правую руку. Я… Та боль… – Его язык прошелся по нижней губе. – Это была не просто боль, это было и отчетливое ощущение того, как ее пальцы шарили внутри моей груди. Она пробормотала себе под нос: «Нет, не это. А может, это?» Будто она мясник, а я – животное на разделочном столе. Наконец она нашла что искала. И стала выкручивать острыми пальцами, словно пробку из бутылки. Когда она вывернула из меня руку, в ней был зажат кусок мяса. Вытянув руку над холодильником, она позволила окровавленным кускам упасть на лед. Прежде чем вернуться к своей «работе» надо мной, Сефира поднесла пальцы ко рту и слизала с них кровь. Затем продолжила свежевать меня.

Светофор на перекрестке с Мейн-стрит горел красным. Лиза остановилась, включив сигнал поворота направо.