Сегодня я спасла весь мир

— Я хуже всех. Я отвратительная. Спасибо, что открыла мне глаза.

— Это неправда! Ты…

— Не хочу с тобой разговаривать. Уходи.

— А ты… ты правда лесбиянка? Все говорят…

— А разве ты среди тех, кто может задавать мне такие вопросы? — отвечает Полина ледяным тоном.

— Ты была права, кстати. Про моего отца. Он оказался алкоголиком.

— И почему это должно быть мне интересно?

Это чистая правда. Как и всё, что она мне сказала сегодня. Её правота придавливает меня, как бетонная плита, и я не могу найти ни словечка, чтобы возразить. Протягиваю свёрток и мямлю:

— Я принесла зефир, кстати. Твой любимый, в шоколаде.

— Надо же. — Полина усмехается. — Запомнила.

— Да. — Я сглатываю. — Конечно. Ведь ты важный для меня человек.

Она не берёт.

— Если бы всё было так просто, — говорит она с тоской. — Если бы зефир мог всё исправить.

— Но это же волшебный зефир! Ты съешь один — и сразу полегчает. Съешь весь…

Я умолкаю, чувствуя себя самой глупой тупицей на свете. И на меня, как поезд, несётся отчаяние. Неужели это навсегда? Неужели я всё разрушила и ничего не вернуть?

— Полина! Пожалуйста, возьми. Мне так жаль, что я… Я представить не могу, как больно я тебе сделала. Можешь никогда со мной больше не разговаривать. Не писать мне. Даже не смотреть на меня. Я заслужила, я знаю! Только не голодай, пожалуйста! Я не хочу, чтобы ты себе вредила! Ты должна жить. Ты не отвратительная. Ты в сто раз лучше меня. Ты…

Я умолкаю и стискиваю челюсти. Меня колотит, хотя в подъезде тепло. Полина тоже молчит.

— Спасибо, что извинилась, — наконец роняет она. — Но я тебя не простила. Мне всё ещё больно.

— Да. Я понимаю.

— Не пиши мне. Не звони. Не приходи.

— Хорошо.

Мы молчим. Я топчусь на месте. Скажи мне, пожалуйста, скажи мне, пожалуйста, скажи…

— Давай сюда зефир.

Дома ба нападает на меня с поварёшкой наперевес:

— Катерина, обедать!

— Я же час назад поела. Ты видела!

— Ничего ты не ела, не ври!

— Ба, не придуривайся, а? Ещё одна котлета в меня не влезет.

Она глядит на меня, шевеля губами, и я раздражаюсь:

— Захочу есть — поем! Отстань от меня наконец со своей едой!

И ухожу к себе, а она так и остаётся стоять посреди комнаты.

Перед сном я смотрю на огни ночного города и разрываюсь от противоречивых мыслей. Удалить Антона из друзей или нет? Так странно: по жизни мы стали врагами, а в соцсетях по-прежнему друзья. Как будто ничего не случилось.

Я листаю его стену. Там полно цитат про любовь. «Обними ее. Пусть она кричит и плачет… Пусть она бьёт кулаками и говорит гадости. А ты. Просто. Обними». Отвратительно! Неужели кто-то считает, что это романтично? Я вспоминаю, как он прижимал меня к стене и лез под юбку, и меня передёргивает, будто я упала в яму с червяками. Бр-р! «Солнышко светит, мне хорошо, всё, потому, что, ты рядом, со мной, сердце стучит, лишь для тебя, всё, потому, что ты моя!» А рядом — фотка Евы… Ничего себе!

Вначале я злюсь, а потом неожиданно начинаю хихикать. Да на здоровье. Пусть признаётся ей в любви теми же словами, что и мне. Пусть вешает ей на уши лапшу. Я больше никому не позволю себя обманывать. Прощай, мальчик-одуванчик!

Удалить из друзей

***

С тех пор как Антон меня кинул — от Евы он не отлипал. Целую неделю расхаживали по коридорам в обнимочку, как сосиска в тесте. И тут захожу я в класс и вижу: Ева — одна, а Антон опять уселся с Милей. Ничего себе! Снова занял моё место!

— Что за дела?

Он щурит на меня противные голубые глаза:

— Вали к своей подружке!

— Она мне больше не подружка.

Антон ухмыляется:

— Мне тоже.

Ну не драться же с ним? Тьфу! Баран. Я бы выгнала его, если бы он не весил, как я да ещё полменя.

После уроков Ева бросается за мной:

— Катя… Катя, подожди…

Хватает меня за руку. Я вырываюсь:

— Какого чёрта! Я тебя видеть не хочу! И слышать! Отвали!

— Катя, ну пожалуйста… Мне надо с тобой поговорить…

— А мне с тобой — не надо! Мне с тобой всё и так ясно!

Я вылетаю из школы, как ракета, только моё топливо — чистая злость. Отлично работает! Ускоряюсь. Ева семенит за мной, шмыгая:

— Катя, прошу… Мне больше не к кому…

— Вали к своему Антоше!

— Мы поругались.

— А мне какое дело? — говорю я, ощущая противное удовольствие. Так тебе и надо, змея! Получай! Заслужила!

Ева начинает всхлипывать:

— Катя… Ну пожалуйста…

Наконец мне надоедает её игнорить. К тому же мне слегка любопытно, что стряслось. Я разворачиваюсь:

— У тебя одна минута. Меня собака ждёт.

— Ты собачку завела?

— Не твоё дело! Ну?

Ева хлюпает носом и, понизив голос, произносит:

— Кажется, я залетела…

— И решила поговорить об этом со мной? — Ярость возвращается в мой топливный бак, и меня чуть ли не подкидывает над асфальтом. — Совет да любовь! Вали к Антоше, сделай предложение! Рожай борщи, вари детей!

— Он меня прогнал… — воет Ева. — Наорал… «Как же вы все меня достали со своими бабскими заморочками». И всё. Не говорит со мной теперь. Добавил в чёрный список.

— Ну тогда иди к Полине, — равнодушно отвечаю я.

— Она тоже со мной не говорит.

— С чего бы это?

— Катя. — Ева хватается за меня. — Катя, пожалуйста. Мама меня убьёт. Прошу, Катенька…